Ротный знал, что в одиночку «дедовщины» ему не искоренить; что это должна быть систематически и коллективно осуществляемая работа всего украинского общества; что во многом в «дедовщине» виновато не только Армия, но и само гражданское общество; что Рыжие, Арбузовы, Кимы попадают в Армию с «гражданки», с Улицы, и часть вины в том, что такие, какие они есть, лежит и на школе, и на родителях, и на самом Государстве, Обществе и Эпохе, породивших их.
Отправив роту на зарядку, Иголка поднялся к дежурному по части, командиру первой роты батальона связи капитану Немоляеву, пообщавшись с ним, поднялся к себе в кубрик – проверить, чем занимается Куриленко. Рыжий уже успел припахать «гуся» с соседней роты (это был Сидор), и «гусь», под пристальным взглядом «деда», с метлой в руках бодро убирал эрмэошный кубрик.
Иголка, увидев это, выгнал Сидора, а Рыжего ладонью ударил в ухо:
– Два наряда внэ черги!
Рыжий мрачно молчал.
– Рядовый Куриленко, я нэ зрозумив?
– Есть два наряда вне очереди!
…Сержант Ржавин семенил сбоку строя.
Дробышев ликовал и злорадствовал: «Сука рыжая, так тебе и надо, козлу…» Он неторопливо бежал в общем строю по мокрому, в опавших листьях, асфальту. Зазевавшись, нечаянно налетел на бежавшего впереди него Кима.
– Ты что, гусяра, охерел! – Ким зарядил ему оплеуху. – Глаза разуй, урод!
Пробежав три круга, рота вернулась к казарме. Иголки у крыльца уже не было. Солдаты, постояв минут пять, перекурив, вошли в казарму, поднялись к себе в кубрик.
Ротный был там. Он сидел на табуретке, наблюдая за Рыжим, который натирал пол «машкой». Как только ротный ушёл в каптёрку, Куриленко, бросив «машку», крикнул на «гусей»:
– Ну, вы шо… оборзели, падлы? А ну, шуршать! Быстро! Шустрей, шустей! Шевелите булками!
«Гуси» бросились «шуршать». Дробышев заправил койку Рыжего и Кима. Арбузов – сержанта Ржавин, рядового Стецко и Рудого. Вдовцов с Вербиным занимались полом.
Потом ротный повёл солдат в столовую.
На завтрак давали картошку-пюре, по два куска жёсткого мяса с простенькой подливкой.
– Дробь, порцию мне! – крикнул Ким с соседнего стола.
– Вербин, и мне тоже! – охотно поддержал Куриленко.
Дробышев метнулся к раздаче, выпросил у поваров две дополнительные порции, отнёс «дедам». Сел к своим за стол, продолжил прерванный завтрак. Вдовцов уже допивал чай.
