Изабелла покупала мне там рубашки и пиджаки, которые я носил с видавшими виды джинсами. Это был самый конец шестидесятых, задолго до появления Джесси, задолго до того, как я познакомился с твоим отцом. Изабелла. Прежде чем я скажу хоть слово о твоем отце, тебе надо узнать о ней. Я не могу создать картину моей жизни без ее присутствия в глубине. Даже теперь моя жизнь соотносится с ней: она делится на «до», «во время» и «после». Изабелла была моей ученицей. Я учил ее рисованию — портреты, обнаженная натура. Она была моложе меня, пару лет работала в галерее в Шеффилде, а потом создала собственный фонд. В 1969 году она поступила учиться и за два месяца положила меня на лопатки. Я действительно влюбился в нее — не то что пошел навстречу влюбленной студентке. Меня стали критиковать: учитель использовал свое положение. Но ни один человек не спросил — ни один из бравшихся судить, — кто в более выгодном положении.
Она была человеком, полным энергии, склонным посмеяться, замкнуться, самоуверенная. Тихий голос, мягкий йоркширский акцент. Ее портрет дался мне с большим трудом. Она обожала фрески Ренессанса и импрессионистов. Сама упорно писала в стиле модерн, думая об исходящих от нас волнах, о том, какое мы оказываем воздействие на окружающее нас пространство самим своим существованием. Она была блестящим художником — технически, творчески, интеллектуально, — человеком совсем другого класса, чем ее однокашники. Ее работа поражала меня, смущала, пугала мысль, до чего она может дойти. А я ведь был не лишен тщеславия. Преподавание было средством, способом существования, но я продолжал следовать своей мечте. Я продал свои картины частным коллекционерам в центральных графствах, мне дважды предлагали представить мои работы на приз «Северное сияние». Но я мог надеяться лишь на то, что они дадут мне возможность существовать. А работы Изабеллы обладали потенциалом, способным изменить ее жизнь.
Я не мог поверить, что она согласится жить со мной, но она согласилась. Эта мысль настолько опьянила меня, что я совсем не думал о риске. Меня вызвал декан и сказал, чтобы я прекратил эту связь. «Прекратите», — были его слова. Или, если я не могу, надо по крайней мере, черт возьми, быть осторожнее. Я не послушался. Мне хотелось одного — обладать ею, обладать всецело, где угодно, так часто, как смогу, это была безоглядная, глупая жажда обладания. Вот мы сидим одни в студии и разговариваем об уик-энде, — разговариваем лениво, думаем, что надо работать, но нас манит вместо этого потратить впустую день. Внезапно она встает и идет в уборную. Когда она встала, под джемпером обрисовались ее груди. А когда она выходит из комнаты, я смотрю, как рубашка обтягивает ее ягодицы. В ее отсутствие я буду истязать себя, думая о том, как она сидела тут, спустив носки, открыв воздуху интимные части своего тела. Вернувшись, она поймает мой взгляд и сразу все поймет — и в следующую секунду мы уже будем целоваться, вцепившись друг в друга, сдирая друг с друга одежду. Для этого достаточно одного взгляда — блеснуть глазами, посмотреть, и все оживает.
