– Я даже помог ему привязать поклажу к верблюду, запастись водой и приготовить все для долгого путешествия, тогда как в действительности он уже задумал спрятаться за ближайшими барханами и вернуться в тот же день. – Он снова бросил взгляд на равнину, которая начала превращаться в серое пятно без рельефа. – Ежели я тебя поймаю, – процедил он про себя, – клянусь, сдеру с тебя шкуру полосками.
Туарег прочитал свои вечерние молитвы, положил на плечо небольшой кожаный мешок, в котором было несколько горстей фиников, и начал неторопливо их поглощать, отправившись дальше на запад, вглубь тьмы, уже завладевшей землей. Он знал, что ему предстоит вот так, не спеша, прошагать всю ночь, однако это позволит ему оторваться от преследователей на непреодолимое для них расстояние.
Верблюд накануне напился вдоволь. Он не подвергал его ни дальним переходам, ни чрезмерным нагрузкам, и тот был упитанным и сильным, с полным и лоснящимся горбом, а значит, сможет продержаться на своих запасах больше недели при том же ритме. Такое животное может спокойно потерять больше ста килограммов веса, прежде чем это начнет на нем сказываться.
Ну а он, со своей стороны, привык охотиться подолгу, и это бегство было для него всего-навсего прогулкой, ведь ему не раз приходилось идти по следу раненого зверя или кочующего стада. Туарегу было здесь хорошо – одному в пустыне, – потому что это была жизнь, которая ему действительно нравилась. И хотя иногда он думал о семье, а по ночам или в полуденную жару ему недоставало Лейлы, он точно знал, что может без них обойтись столько времени, сколько будет необходимо. Сколько понадобится, чтобы довести до конца начатое дело: отомстить за нанесенное ему оскорбление.
Позже он вознес благодарность за появление луны, осветившей ему путь, а в полночь различил вдали серебристый блик себхи – большого соленого озера, которое простерлось перед ним подобно окаменевшему морю. Его противоположный берег разглядеть не удавалось.
Он повернул на север в обход, держась от себхи на некотором расстоянии, потому что на заболоченных и топких берегах таких озер миллиардами плодились москиты, образуя целые тучи, которые ближе к вечеру или на рассвете закрывали солнце и устраивали ад кромешный любому – будь то человек или животное, – кто осмеливался туда сунуться. Гасель был свидетелем того, как верблюды становились безумными от боли, когда рой москитов залеплял им глаза и рот, и неслись стремглав, сбрасывая на землю груз или всадников, исчезали из виду и не возвращались обратно.
