На прошлой неделе еще одна смерть – польский паренек. Нашли мертвым на дороге А-9. И никто не знает, как это случилось. Полиция все свидетелей ищет. Может, выпил, шел домой, упал на дороге и какая-то машина на него понаехала. А может, уже был мертвым и кто-то взял и выкинул его тело из машины, как мешок с мусором. Только маленькая заметка в газете, никаких фотографий на первой полосе, как с этой хорошенькой девушкой, которую поубивали. Но этот паренек – у него ведь тоже есть семья.
А польские родственники, если они приедут на похороны, увидят – здесь все по-другому. У нас в Польше на похоронах меньше цветов, но много-много свечей. И, поплакав, все улыбнутся и заговорят о хорошем. Мы знаем: грустить – значит удерживать душу. Когда любишь, долго не плачешь. Наша печаль тянет их вниз. Здесь все иначе. Им следовало бы забрать своих детей домой.
Я сижу в кафе «Теско», пробую читать «Пресс энд Джорнал», стараюсь не переживать из-за безутешных польских семей и пью очень плохой кофе. Попробовал чай, но он не лучше. У нас дома никаких чайных пакетиков, только черный рассыпной чай с малиновым соком и сахаром и иногда чуть-чуть водки. Может быть, я однажды приду работать в «Теско». Здесь есть прилавки с польскими кушаньями, и я заметил среди работников несколько поляков. За кассой сидит одна очень симпатичная девушка по фамилии, по-моему, Брынска. Надеюсь, ей повезет больше, чем той девушке из Глазго. Надеюсь, она будет осторожной и не станет доверять первому встречному.
Matka Boska! Моя задумчивая русалочка! Любительница грибной мини-пиццы, с наибелейшей кожей и наисинейшими глазами!!! Сидит на своей хорошенькой попке в двух шагах от меня. Иду за сахаром для своего ужасного кофе и вижу – она!
– Прошу прощения! Здравствуйте, как поживаете вы?
– Хорошо, а вы? – Улыбается вскользь и холодно, но все-таки улыбается. Наверное, не помнит меня.
– Я делаю пиццу вам иногда, и я ставлю ваши диски, вашу оперу, в бассейне. Где вы плаваете. Все вторники.
– Ах, это вы! Мацек, кажется?
– Да. Вы говорите мое имя совсем правильно. Спасибо. – Я отвешиваю легкий поклон и снимаю шляпу.
– У вас довольно необычное имя. И симпатичная шляпа.
– А! Спасибо. – Я смотрю на свою поношенную шляпу. – Она очень старая. Ее носил мой дядя. Когда еще не умер. Разрешал мне с ней играть, когда я был мальчиком. Теперь, если ее нет на моей голове, я по ней скучаю.
– Как она называется? Трилби?
– Да, думаю, по-английски так.
