«Э, нет, дорогой, так не пойдет, — прохрипел он. — Может, я и до утра не дотяну. Я здесь на бумажке написал, чего мне надо, — Клоуд пошарил у себя под подушкой, — а вы уж скажите, если что не так».
Он достал лист бумаги, покрытый какими-то каракулями. Вскоре я в них разобрался. Он оставлял по пять тысяч фунтов племянницам и племяннику, а все остальное — Эвридике Спрагг. «С благодарностью и любовью».
Я был возмущен и расстроен, но поделать ничего не мог. О сумасшествии и речи не шло: голова у старика работала не хуже, чем у других.
Клоуд позвонил служанкам. Тут же явились горничная Эмма Гонт — пожилая женщина, много лет проработавшая в доме и теперь самоотверженно ухаживавшая за больным, и кухарка Луси Дейвид — пышущая здоровьем особа лет тридцати. Саймонд Клоуд в упор взглянул на них из-под кустистых бровей.
«Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали мое завещание. Эмма, подай мою авторучку».
Горничная открыла ящик стола и принялась там рыться.
«Да не в этом, — раздраженно проворчал старик. — Будто не знаешь, что она всегда лежит в правом ящике!»
«Да нет же, сэр, как раз в левом», — ответила та, протягивая ему ручку.
«Значит, ты ее просто не туда положила, когда брала в прошлый раз, — пробурчал старик. — Терпеть не могу, когда вещи не кладут на место».
Продолжая ворчать, он взял у нее ручку, переписал подправленный мной черновик на чистый лист и расписался. За ним свои подписи поставили Эмма Гонт и Луси Дейвид. Я сложил завещание и положил его в плотный голубой конверт, который всегда ношу с собой. Полагаю, вы знаете, что завещание обязательно должно быть написано на самой обычной бумаге.
Когда служанки уже выходили из комнаты, Клоуд с перекошенным от удушья лицом рухнул на подушки. Я в испуге отшатнулся, а Эмма Гонт не раздумывая бросилась к кровати. Однако старику полегчало, и он слабо улыбнулся:
«Все в порядке, Петерик, не волнуйтесь. Если я и умру, то сделаю это с легким сердцем, ибо сделал все, что хотел».
Эмма взглядом спросила меня, можно ли ей идти. Я кивнул, и она повернулась к двери, но неожиданно остановилась и подняла что-то с пола. Это был голубой конверт, который я, должно быть, выронил от неожиданности. Она подала его мне, и я сунул его в карман пальто.
«Знаю, Петерик, вам все это не по душе, — заговорил Саймон Клоуд, когда Эмма ушла. — Но вы, как и остальные, не в силах справиться с предубеждением».
«Предубеждение здесь ни при чем, — возразил я. — Вполне возможно, миссис Спрагг именно та, за кого себя выдает, и мне решительно нечего было бы возразить, оставь вы ей некоторую сумму в знак признательности. Но, послушайте, Клоуд, лишать наследства в пользу чужого человека собственную плоть и кровь — вот это мне действительно не по душе».
