«Если», 2001 № 06 | страница 97



Я попытался в нескольких словах втолковать Речному Старцу суть исповедей мытаря, но под его насмешливым взором смешался, обор-нал себя на полуслове.

— Не надо мне, юноша, — ласково сказал Теодор, — пересказывать устав школы юных фискалов. У меня он в ливере сидит, по самые почки. Ты хоть знаешь, от чего тебя оберегают? Понимаешь, какой красоты лишился?

— Красоты? — мой смешок, надеюсь, был в меру учтив. — Я разбираюсь в красоте. И неплохо разбираюсь. Могу оценить любую вещь но дворце, сам дворец, планету…

— Да-да, — пробормотал Теодор, — приблизительно это я имею в виду.

Потом он обернулся к девушкам.

— Ну что, красавицы, кто из вас растолкует молодому человеку, в чем заключается истинная красота?

— Можно мне, — выступила вперед немного полноватая девушка с длинными волосами, собранными в пучок. — Он такой смешной.

— Попробуй, Хора.

Она взяла меня за руку.

— Пойдем, я буду танцевать для тебя.

Сатян улыбнулся и подмигнул мне. Возможно, это своего рода испытание. Ну, я-то не подведу. Но оставлять его наедине с Теодором не хотелось. Вдруг сговорятся, а меня…

— Танцуй здесь! — сказал я внезапно осипшим голосом.

— Здесь тесно, — она пожала плечами, — мало воздуха и нет деревьев. Можно и в доме, но тогда придется долго танцевать, устану. Иди за мной…

Мы прошли сквозь анфиладу комнат и оказались в тенистом парке, заросшем кустарником и травой. Неужели она собирается прыгать и скакать между тесными рядами облачных пальм, чьи стволы усеяны мелкими, но очень острыми колючками? Тогда ее белые одеяния превратятся в лохмотья. Но она, не отпуская моей руки, бодро топала босыми пятками по еле заметной тропинке. Пальмы неожиданно сменились ельником, потом мы продирались сквозь покрытые мохнатыми листьями кусты водоцвета, перебрались через ручей по каменным плитам, разложенным в искусном беспорядке, долго поднимались по скрипучим деревянным ступеням к восьмигранной беседке. Там ненадолго остановились, она достала из-под скамьи круглую сумку, а потом начали спуск по крутой просеке, и вскоре мы вышли к березовой опушке на склоне холма.

Город отсюда не был виден. Склон плавно нисходил к реке, петляющей внизу. Тот берег был круче, а за изъеденными ветрами и временем причудливыми скалами далеко на горизонте поднималась заснеженная вершина горы, имени которой я не помнил, а может, и не знал. Из густой, но невысокой травы кое-где выступали мшистые валуны. В высоком дереве, что росло наособицу, я признал по тонкому стволу и длинным, похожим на шнуры, ветвям бременскую листвянку. Не сравнится, конечно, с костяным деревом, но тоже редкое.