И они сыграли второе действие: оно прошло под свист, кашель, громкое сморкание и ехидные смешки.
После того, как опустился занавес, им устроили короткую издевательскую овацию. Все те, чьи спектакли с успехом шли на Коне — артисты, режиссеры, драматурги, — все они хлопали в ладоши, приветствуя провал нахальных конкурентов.
Через полчаса после окончания спектакля перед служебным ходом Кона остановились сразу две «скорые». Дрозд поехал с Кириллом, которого надо было срочно везти в хирургию, Тимур сел в машину с Олей, которую срочно надо было везти в неврологию; Вита и Борис остались ждать в прокуренной гримерке.
…Кириллу вкололи обезболивающее и снотворное, и он спал. Оле вкатили три укола кряду, и она тоже спала, а немолодая врач качала головой, стоя с Тимуром в продуваемом сквозняками приемном покое: «Это у меня девятый пациент после Кона. Да-да… Вы-то сами — как?»
…Потом они провожали Виту. Вита была твердая, как алебастр, и такая же белая. Тимур что-то говорил — вряд ли Вита слышала хоть полслова.
А потом снова, как примагниченные, вернулись к Кону. Он встретил их темными окнами и наглухо закрытой дверью служебного входа.
— Тима, пойдем домой. Пойдем, проводим Борьку… Оставь ты эту дверь. Переживем…
— Коля, — сказал Тимур, оборачиваясь. — У меня к тебе огромная просьба… Отвези Борьку сам. Мне надо… у меня есть еще одно дело.
* * *
В квартире долго никто не отзывался. Тимур позвонил снова. И еще.
Шорох. Свет в дверном глазке. Кто-то смотрит на Тимура с той стороны, из-за двери.
Щелкнул замок. В желтом проеме обнаружился человек в распахнутом халате, всклокоченный, с мятым, как пластилин, розовым лицом:
— Ты знаешь, который час?!
— Полтретьего ночи, — сказал Тимур. — Надо поговорить.
— Посмотри на часы!
— Надо поговорить, Дегтярев. Готов на лестнице?
О чем-то нервно спросила женщина из глубины квартиры.
— Спи! — крикнул ей Деггярев. — Все в порядке.
Исподлобья глянул на Тимура:
— Заходи…
У входа Тимур сбросил ботинки. В носках прошел на просторную кухню, присел на самый край клеенчатого диванчика; кухня была аккуратная и яркая. В углу стоял высокий детский стульчик, на вешалке для полотенец висел нарядный фартучек-слюнявчик.
— Хочешь выпить? — деловито осведомился Дегтярев.
— Нет, — Тимур мотнул головой.
— Н-ну, неопределенно протянул Дегтярев, устанавливая на плитке красный пузатый чайник. — Я же тебя предупреждал… правда ведь? Чем же я теперь могу помочь, Тима?
— Ты сказал: спектакль хороший, но Кон его не примет.
