Он стоял у троллейбусной остановки, упершись головой в стеклянную панель. Ждал, когда отпустит. Подошел троллейбус. Пустой. Воробей плюхнулся на свободное место. Так и ехал - голова на спинке переднего сиденья. На конечной Воробей почувствовал себя уже вполне. Ладно, главное - не посадят!.. Домой вот неохота... Утром Вальке нос разбил. Чудной у него все-таки характер, бестолковый: трояк просила на опохмелку, не дал, да еще бубен вписал, а потом сам Ирке сказал - у них ночевала, - где самогон спрятан, чтоб налила ей чуток... Да... Может, к Мишке поехать?.. Говорил, стережет сегодня свой музей. Переулок еще смешной. Вшивый Вражек?.. Сивый Вражек?..
Переулок оказался рядом с метро. Сивцев Вражек. И музей рядом. Здание, правда, не Бог весть. Воробей представлял себe музей - вроде дворца. Как Музей Красной Армии. А этот - невидный, двухэтажный...
Чугунные воротца были раскрыты. Воробей вошел во двор и, в нерешительности потоптавшись у двери, нажал кнопку.
- Здорово, могильщик хренов! - гаркнул он при виде Мишкиного изумления. - Дай, думаю, сурприз устрою.
- Ну как?
- Обещались не посадить. А там кто знает...
Он вошел в вестибюль и оробел: наборный паркет, картины... Больше всего Воробья поразил рояль. Роялей живых он не видел, только у Петровича пианино.
- Работает? - он кивнул на рояль. Подошел, осторожно ступая по паркету, поднял крышку, потрогал клавиши... Над роялем висела панорама старого города.
- Это чего?
-- Москва, не узнаешь?
Воробей прищурился.
- Очки, зараза, надо... А-а... точно! Москва-река! А Лианозово где?
- Какое еще Лианозово! Это же двести лет назад.
- Точно! - кивнул Воробей. - Кольцевой-то еще нe было... А там что? он кивнул на опечатанную дверь.
- Экспозиция, - ответил Мишка.
- Чего?
- Комнаты его!
- Кого?
-- Как кого, Герцена.
Воробей с уважением посмотрел на дверь, подергал за бронзовую ручку:
-- А ключа нету? Взглянуть бы...
Мишка полез в стол за ключом.
- Слышь, Миш, он сам-то нерусский, фамилие чудное?
- Русский. Там какая-то история вышла с родителями, я подробности забыл, - сказал Мишка, открывая дверь.
- Да какого ж ты!.. - возмутился Воробей. - Стережешь, а кого стережешь - без понятия!
Особо Воробья ничего не заинтересовало, только вот канапе и гусиные перья. На канапе он попытался примастыриться, но потом сообразил, что не для лежки оно - для красоты, а может, на него ноги клали.
- Квартира хорошая, - сказал он, пройдя по всем комнатам. - Своей семьей жили? И дети с ним?
