Стихотворения и поэмы | страница 13



Было выткано
Мое меткое имя по снеговому шитью.

«К Вам несу мое сердце в оберточной бумаге…»

К Вам несу мое сердце в оберточной бумаге,
Сердце, облысевшее от мимовольных конвульсий,
К Вам, проспекты, где дома, как баки,
Где в хрустном лае трамвайной собаки
Сумрак щупает у алкоголиков пульсы.
Моторы щелкают, как косточки на счетах,
И отплевываются, куря бензин,
А сумасбродные сирены подкалывают воздух,
И подкрашенной бровью кричит магазин.
Улицы — ресторанные пропойцы и моты —
Расшвыряли загадки намеков и цифр,
А полночь — хозяйка — на тротуарные
бутерброды Густо намазывает дешевый ливер.
Жду, когда пыльную щеку тронут
Веревками грубых солнечных швабр,
И зорко слушаю, как Дездемона,
Что красноболтает город — мавр.

«В разорванную глотку гордого города…»

В разорванную глотку гордого города
Ввожу, как хирургический инструмент, мое предсмертие.
Небоскребы нахлобучивают крыши на морды.
Город корчится на иглах шума, как на вертеле.
Перелистываю улицы.
Площадь кляксою дряхло-матовою
Расплывается.
Теряю из портмоне последние слова.
Улицу прямую, как пробор, раскалывает надвое
По стальным знакам равенства скользящий трамвай.
По душе, вымощенной крупным булыжником,
Где выбоины глубокими язвами смотрят,
Страсти маршируют по две и по три
Конвоем вкруг любви шеромыжника.
А Вы, раздетая, раздаете бесплатно
Прохожим
Рожам
Проспекты сердца, и
Вульгарною сотнею осьминогов захватана
Ваша откровенно-бесстыдная лекция.
Оттачиваю упреки, как карандаши сломанные,
Чтобы ими хоть
Разрисовать затянутую в гимназическую куртку злобу.
Из-за пляшущего петухом небоскреба,
Распавлинив копыта огромные,
Рыжий день трясет свою иноходь.

«После незабудочных разговоров с угаром Икара…»

После незабудочных разговоров с угаром Икара,
Обрывая «Любит — не любит» у моей лихорадочной судьбы.
Вынимаю из сердца кусочки счастья, как папиросы из портсигара,
И безалаберно их раздаю толстым вскрикам толпы.
Душа только пепельница, полная окурков пепельница!
Так не суйте же туда еще, и снова, и опять!
Пойду перелистывать и раздевать улицу бездельницу
И переклички перекрестков с хохотом целовать,
Мучить увядшую тучу, упавшую в лужу,
Снимать железные панама с истеричных домов,
Готовить из плакатов вермишель на ужин
Для моих проголодавшихся и оборванных зрачков,
Составлять каталоги секунд, голов и столетий,
А напившись трезвым, перебрасывать день через ночь, —
Только не смейте знакомить меня со смертью:
Она убила мою беззубую дочь.
Секунда нетерпеливо топнула сердцем, и у меня изо