— Зачем вы его, беднягу, на роль ночного сторожа подрядили? — не удержался Ракитин.
— Пуглив. Ночами не спит, сидит в углу и обеими руками за телефон держится. Преступники ведь не видят, кто внутри, им главное, что не безлюдно. Да и ошибся с месяц назад наш Аркадий Потапович. Конечно, и на старуху бывает проруха, тем более что бухгалтер он отличный, других и не держим… Да вот только ошибка его мне немалых нервов и денег стоила. А увольнять жалко — профессионал. Вот и пришлось ему попотеть от страха в ночных бдениях. Ничего, на пользу пойдет.
— Жестко, — оценил Ракитин.
— Справедливо, — улыбнулась Калинина.
Только что упомянутый Аркадий Потапович внес поднос с двумя чашками кофе и грудами разложенных по тарелкам восточных сладостей.
— А где же Наташа? — удивилась Калинина.
— У себя, — опустил глаза бухгалтер. — Я это… сам решил. А заодно и узнать: как вы договорились? Принимаете товари… э-э… господина на работу? Могу я сегодня домой пойти?
С трудом сдерживая улыбку, Калинина кивнула:
— Идите, Аркадий Потапович. И скажите всем, что на сегодня они свободны. Всего доброго. Ну что ж, Игорь Владимирович, — повернулась она к Ракитину. — Основные пункты я вам изложила, остальное узнаете сами, постепенно. Все условия у нас здесь есть, включая музыкальный центр, телевизор, видеомагнитофон, компьютер. На кухне продукты, чай, кофе. Если что-нибудь потребуется — скажите. Вопросы ко мне у вас есть?
— Пока нет, — сказал Ракитин. — Нет полной информации, нет вопросов. Осмотрюсь, поработаю, тогда и порасспрашиваю.
— Вы пейте свой кофе — остывает… Наташа его замечательно готовит. Сама-то я безрукая — в хозяйстве совершенно не смыслю. Кроме жареной картошки да яичницы ничего больше готовить не умею.
Зато директор такой махины, — обвел рукой вокруг себя Ракитин. — Можете себе позволить избежать участи простых смертных.
— Ерунда, — опровергла она. — Выдумки глупых актрис: «Раз я творческий человек, значит, не должна стоять у плиты, стирать белье и мыть посуду». Только ведь такая постановка вопроса сразу отдаляет женщину от актрисы, предпринимателя или поэтессы. Остается только «актриса» и, как ни парадоксально, — существо ущербное. Ее и любить будут только как актрису, а вот как хозяйку дома… Разве не приятно сделать что-то для любимого человека? Приготовить вкусный ужин, настоящий, замечательный кофе, испечь диковинный пирог? Можно, конечно, и в магазине купить, но это чужое, лишенное тепла. Какая же это женщина? Рабочий механизм, а не женщина. Профессионал.
