18 июля. С.-Петербург
(тот же день, несколькими часами раньше)
Жена сидела на кухне, просматривая какие-то отчеты. Мельком взглянула на меня:
— Привет, — и вновь углубилась в бумаги.
Я молча положил перед ней кассету и сел напротив.
— Что это? — удивилась она.
— Видеокассета.
— Это я поняла. Зачем ты мне ее суешь, да еще с таким видом, словно там порнофильм с моим участием?
Я молчал. Наши взгляды встретились, и на ее скулах медленно проступили красные пятна. И все же надо отдать ей должное, держалась она превосходно.
— Знаешь, что самое поганое? — спросил я. — Парень этот, который тебя так тщательно обхаживает на этой пленке, — мой клиент. Он или его люди убили моих друзей, и я его возьму. Рано или поздно, но возьму. И когда мы с ним встретимся…
— Убьешь? — кисло усмехнулась она.
— Нет, — покачал я головой, — но почему-то мне кажется, что не смогу смотреть на него так… как если бы этого, — я кивнул на кассету, — не было… Я его возьму. Я буду весь из себя герой, и все такое… А он — бандюга и говно… Однако будет во всем этом какая-то червоточинка. Словно я виноват в чем-то… Я ведь не виноват в том, что у меня жена — блядь… А будет получаться, как будто виноват… Будь все это у вас по страсти — я бы понял, а так… Он тебя просто использовал, чтобы досадить мне. И знаешь, что еще… Я смотрел эту кассету… У вас все было как у кроликов. Без чувств, без эмоций, как физической работой занимались… А смысл?
— Чтобы нагадить тебе, — механически повторила жена, — стало быть, заказа не будет…
Я посмотрел на нее с искренним любопытством: такой я ее видел впервые — словно пелена с глаз спала.
— Ты сумасшедшая? — спросил я. — Мы прожили с тобой столько лет, у нас дети…
— Ой, оставь, — поморщилась она, — все что угодно, только не эта ширпотребская песня: «Ты мать моих детей, как ты могла?!» Можно подумать, ты мне никогда не изменял… Рассказывай кому-нибудь другому. Работать в блядской конторе и…
— Могу и по морде дать, — предупредил я.
— Не дашь, — уверенно заявила она, — я тебя хорошо знаю — не дашь.
— Так хорошо знаешь?! — удивился я. — Может быть, ты знаешь и то, что нам теперь дальше делать?
— Да мне все равно, — вызывающе заявила она, — можешь остаться, но чтобы в этом случае я от тебя сентенции не выслушивала — можешь вволю наораться сейчас, если хочешь… А можешь уходить — проживу. Семью, как ни крути, содержу все же я, а не ты…
