— Так она на свиноферму пошла?
— Как же ты внимательно слушал, а? — покачал головой Селиверстов.
— Просто бедлам в голове. — Костя досадливо поморщился. — Нехорошо вышло.
— А что случилось, Ломака? — спросил Жуковский.
— Ну не лезь парню в душу, — нахмурился Василий.
— Если не хочет говорить, я не настаиваю, — развел руками Андрей. — Но если выговорится, так и полегчает. А под самогон…
— Сказал же, не хочу я пить. — Костя вздохнул и отвернулся. — Беременная она.
— О, так тебя поздравить можно? — Василий похлопал его по плечу.
— С чем же?
— Ты дурак совсем? С ребенком!
Реакция Константина совсем не понравилась Селиверстову. Тот даже очки приподнял.
— Да ты не шуми, Вася, — вмешался Андрей. — Понять парня можно.
— Ты о чем? — Селиверстов взглянул на Жуковского.
— Ну, боится, ясное дело. Ведь каждый второй новорожденный, не приведи господь… Захирели люди без солнечного света да в холоде… А в былые времена что творилось? Изнеженное удобствами общество приобрело так называемые современные стереотипы красоты, и женщины, стремясь им соответствовать, убивали в себе все преимущества, которые природа тысячелетиями оттачивала в организме матери. Анорексическая диета, высокие каблуки, пиво, сигареты, консерванты, лекарственные препараты, силикон, прочая гадость… Тогда ведь даже в больницах при куче врачей, инструментов и аппаратуры тяжело рожали. А сейчас?
— И что дальше? — нахмурился Селиверстов.
— А то. Маринка худенькая, бедра узкие. Трудно ей будет. Очень трудно. Человечество и так уже платило с незапамятных времен дорогую цену за прямохождение: тяжелые роды, недоразвитые младенцы с мягким черепом. А теперь-то…
— А Светка Ряжкина двойню родила. Хоть худая, как хвост крысиный. И что?
— Ну, она исключение из правила.
— А кто сказал, что Маринка не исключение? — все больше хмурился Селиверстов. — Просто она нашла в себе смелость… Мужество, я бы даже сказал. Потому что если не рискнешь, то ничего и не будет. Не будет детей. Не будет будущего.
— Ладно, мужики, пойду я за ней, — вздохнул Костя.
Разговор этот ему был неприятен. Стыд и чувство вины наступали на разум.
— А ну, сядь! — рявкнул Василий.
Константин вздрогнул от неожиданности и быстро сел на свободный пенек.
— Парень, не дергай ее сейчас. Я догадываюсь, на что ты ей намекал, если не хочешь ребенка. Это страшный удар для женщины — услышать такое от любимого человека, да еще и от отца этого самого ребенка. Ты ведь отец?
Костя кивнул.
— Ну так вот, — продолжал Селиверстов, — дай ей остыть. И себе дай время поразмыслить. А как приведешь мозги в порядок, так и иди к ней. И не забудь прощения попросить. Понял?
