— И все-таки закуси для начала. — Жуковский протянул очередную жареную медведку.
— Спасибо. — Василий принял пищу и зажевал. — И все-таки мы не одни во Вселенной. Ну, то есть не одно такое место с выжившими людьми осталось. У падших старик был один. Из Якутии аж пришел. Говорит, там новый социализм кто-то в лесу у реки соорудил. И Сталин, говорит, там правит.
Жуковский засмеялся.
— Вот ведь как старички Иосифа любили. Аж второго пришествия ждали, как Христа. Думаю, у якута просто с головой было не все ровно. А вообще, занятно.
— Что именно?
— Ты помнишь, как ветераны, пенсионеры, ну, в основном старички, с любовью Сталина вспоминали. Помнишь?
— Конечно. У бабули моей в комнате портрет его висел.
— Вот. А сейчас можешь показать хоть пять человек, которые наших властителей из последних десятилетий цивилизации добрым словом вспомнят?
— С трудом. — Селиверстов усмехнулся.
— Это и занятно. Вот ведь какое дело власть…
— Да не в том суть. Суть в том, что люди повсюду выжили. И я видел под Омском. Впрочем, я, кажись, говорил уже.
— Опять ты за свое? Уже давно все перестали про это думать. Поверхность — ледяной ад, и по ней не пройти далеко. Не туннели же нам рыть до другого города.
— А я прошел. Шесть сотен километров прошел в одну сторону. Уже после похолодания. Правда, цена для группы моей была… та еще. Ну, может, однажды люди найдут способ преодолевать большие расстояния по поверхности без тех потерь, что мы понесли. И тогда…
— Ага. — Жуковский кивнул, наливая очередные дозы. — Ты только при Волкове не говори об этом. Опять в уныние впадет.
— А что с ним?
— Брат у него в Москве. Жена с дочкой. А ну как он начнет думать, что они, быть может, живы? Крыша поедет.
— Да, я помню историю, что у него там брат остался и семья. Ну а у меня мать в Костроме была.
— А у меня здесь, в Новосибирске, — вздохнул Андрей. — Ну, давай не чокаясь. За тех, кого с нами нет.
— Так ведь пили уже за это, — икнул Селиверстов.
— Разве? — Жуковский причмокнул, держа перед собой кружку и глядя в миску с медведками. — Ну и хрен с ним. Выпьем еще раз. Народу ведь столько полегло, что никакой бормотухи не хватит их помянуть.
И они выпили не чокаясь.
Селиверстов обернулся, услышав шаги лениво бредущего человека.
— О, Костя. Давай присаживайся. Андрей, налей-ка парню. Пусть за упокой души Зинаиды выпьет.
Костя медленно подошел к пню, возле которого сидели эти двое. Позади них, во мраке туннеля за висящей поперек мелкозвенчатой сетью, гудел питомник рогачей. Мало кто мог находиться здесь. Только приписанная к питомнику охрана, глава фермы Жуковский, ветеран-искатель Селиверстов с его особым статусом и те, кто имел постоянный наряд на обслуживание питомника.
