Один из них, мой добрый знакомый Саша Муравич, рассказал мне, что уже много лет по заказу одной из японских корпораций занимается решением уравнений с огромным количеством неизвестных. Он точно знает, что решит эти свои уравнения, но не знает, останется ли здесь по окончании этой работы или отправится дальше. Когда я слушал его, невольно подумалось, что сегодня жизнь наших в этой стране – такое же трудно решаемое уравнение. Мало кто из российских ученых планирует остаться в Японии навсегда, а те, кто хотел бы, не всегда могут рассчитывать на гостеприимство хозяев, хотя ни одна из крупных корпораций не обходится без идей русских «двигателей прогресса». Даже ветеран диаспоры, уже упоминавшийся Аксенов, так и не получил японского гражданства. При этом, что вовсе несуразно, у самой диаспоры нередко плохие отношения с «государевыми людьми» – сотрудниками дипломатических и торговых представительств РФ. Другая проблема – трудности коммуникаций. Русских мало, а народ мы своеобразный. Лев Толстой говорил, что «никакая истина не представляется двум людям одинаково», а опыт существования в маленьких, закрытых обществах дает массу примеров того, что у всякого русского человека может быть сразу пара истин, нередко противоречащих друг другу, и, уж во всяком случае, у двоих русских всегда найдутся сразу три мнения. Тем не менее жить и общаться надо, и такая жизнь частенько сводит разных людей в самых неожиданных местах.
Жарким летним выходным, взяв после целого дня карабканий по камакурским горам десяток шашлычков-якитори и банку «Асахи», я устроился за столиком у выхода из храма Цуругаока Хатимангу. Рядом присели две девицы – одна с голубыми глазами, другая в темных очках, но со светлыми косичками а-ля Пеппи Длинный Чулок. Какое-то время мы молча ели по соседству, исподлобья косясь друг на друга. Кто они – для меня не загадка: якитори были заказаны с отчетливым малороссийским акцентом. Профессия тоже понятна: «Вероятно, что-нибудь интеллектуальное», как сказал бы Остап Бендер. Обычные хостесс, счастливые, что нашли по-настоящему хорошую, высокооплачиваемую работу подальше от самостийной родины.
Та, которая в очках, повернувшись ко мне почти спиной, спрашивает у голубоглазой – не зная языка, я никогда бы не подумал, что разговор вообще обо мне:
– Как думаешь, на каком языке он разговаривает?
Та растерянно пожимает плечами, и тогда я отвечаю сам:
– На русском.
Они переглядываются. Обладательница очков переспрашивает у подруги:
