Наверное, если бы нужда приперла меня чуть меньше, я бы надолго остался в сиятельной латрине – общаться с моим новым другом «Уосирэтом-сама». Но… жизнь есть жизнь. Я крякнул в ответ унитазу «и тебе не хворать» и, удовлетворив свое желание, уже не удивляясь чудесному парфюму, которым благоухала раковина, вернулся за стойку.
Рамэн был хорош, да и пиво тоже. Втягивая со свистом последние макаронины, я с радостью увидел нового посетителя – древнего старика совершенно отвратительного вида, как раз такого клиента, о соседстве с которым я мечтал всего полчаса назад. Уже спустившись и кивнув навстречу молодежному приветствию хозяев, он сощурил подслеповатые глазки, разглядел гайдзина за стойкой, буркнул что-то вроде: «Нигде от вас житья нет» и, кряхтя, побрел по лестнице обратно вверх. А зря – мог бы пообщаться с голубым говорящим унитазом – своим, родным, японским…
Доев рамэн и допив пиво, я поблагодарил улыбчивого парня и совсем уже завядшую девушку, еще раз взглянул на странную дверь и пошел себе дальше, на Сибую, искать – чему бы такому еще удивиться в этой Японии. До сих пор жалею, что не сфотографировал – не дототумкал, не допер, не до того было…
Популярный писатель Борис Акунин, в миру переводчик-японист Григорий Чхартишвили, в уста своего любимого героя Эраста Фандорина вложил размышления о страшной смерти. По мнению детектива-япономана, одним из вариантов такой ужасающей кончины могла бы быть смерть в уборной – некрасиво, неэстетично, стыдно, не по-самурайски как-то. В изложении франта Фандорина это звучало обоснованно, красиво и вполне интернационально – кому понравится такая смерть, будь ты хоть русский, хоть африканец? Каково же было мое удивление, когда я услышал, что с помощью туалета можно проиллюстрировать различия в менталитете как минимум двух народов: русских и японцев.
Один японский журналист, потомок самураев и камикадзе, решил поразмышлять о том, кто смелее: мы или они, и вот что он мне рассказал. «Вы, русские, очень смелые люди, – говорит японский коллега, – даже по вашим туалетам видно, что вы привыкли встречать опасность лицом. В туалете человек абсолютно беззащитен – даже больше, чем в бане. Он не просто гол, он занят делом, требующим полного сосредоточения. В туалете человек не может схватиться за оружие – самураю было не присесть по-человечески – мечи мешают! А попытавшись дать отпор, он может оказаться в совсем неприглядном виде перед сбежавшимся окружающими. Он не может передвигаться со спущенными штанами, путаясь в хакама, не может позвать на помощь. Человек в уборной уязвим абсолютно!
