— Он тогда в десятом классе был, уже взрослый. И они тоже не маленькие: из девятого. Сказал так: они забыли о самом святом для каждого человека, а комсомольца — особенно. Они забыли, что несли красные флаги, за которые кровь проливалась. А они мороженое ели и о флагах забыли. Ну, может, не совсем так сказал, давно это было, но, похоже, все-таки так.
— Исключили? — поинтересовался Гриднев.
— В том-то и дело, что не исключили. Разделились голоса. Большинство против исключения голосовало. Объясняли: не война сейчас, не революция, а забыли парни не символ, а просто самодельный флаг, который сами, может, и сделали. Ну, один забыли — другой смастерят.
— А Максим?
— А он кричал: революция всегда, а если ты ее историей считаешь, то не комсомолец ты, а мещанин, гнать тебя надо. И в райком пошел, требовал, чтобы не утверждали решения комсомольского собрания, чтобы все-таки исключили.
— И не поняли и там?
— И там не поняли. Успокаивали, говорили: они и так все прочувствовали. Я хорошо об этом знаю, я потом сама в райкоме чуть ли не ночевала, в обком ездила, с Максимом говорила, уговаривала его…
— О чем уговаривали?
— Тут самое страшное, совсем непонятное. Максим в райкоме сильно кричал, наверно, оскорбил секретаря. Тот ему сказал: за такие слова сам билет на стол положить можешь. А Максим достал билет и положил: не хочу, сказал, с тобой в одном комсомоле состоять.
Вот так номер! Гриднев знал, что Каринцев не член партии, не вступает в ее ряды, хотя товарищи из парткома института уже заговаривали с ним об этом. Помнил Гриднев, что и комсомольцем Максим вроде не числился. А тут вот оно как получилось…
— И я ему говорила: опомнись, возьми билет назад. И из обкома товарищ приезжал: понимали, что парень чистый, хороший, неиспорченный, таких ценить надо. А Максим — ни в какую…
— А как вы сами, Дурсун Мурадовна, эту историю оцениваете? На чьей вы стороне?
И тут Мамедова впервые улыбнулась, с гордостью какой-то, и сразу осветились изнутри ее глаза, и, хотя побежали по щекам морщинки, показалось Гридневу, будто моложе она стала.
— Так это же я его воспитывала. С того дня, как он к нам пришел, воспитывала.
Не утерпел Гриднев, подпустил шпильку:
— И тех парней, что флаги забыли, тоже вы?
А она словно и не заметила укора.
— Тоже я, — сказала спокойно, даже улыбаться не перестала. — И они хорошие ребята, добрые, современные, умные. Ребята и ребята — что с них возьмешь. А Максим — другой.
— Камень другой, основа?
