Бойцы и Ленинградцы!
Неужели вы хотите жертвовать своей жизнью в угоду бандитам-большевикам и англо-американским жидам-плутократам — вашим „союзникам“, ехидно смеющимся, глядя на потоки русской крови. Неужели вы не видите, что они стараются загребать жар вашими руками, оставаясь в стороне от опасности?
Лучше плен и жизнь, чем бессмысленная смерть во имя большевизма и мирового еврейства!
Ваши русские жизни нужны для России!»
Юрий Федорович и Генриетта Давыдовна в негодовании внеслись в кухню, где Патрикеевна, мурлыкая, готовила макароны по-флотски.
— Ваша работа, П-патрикеевна?! — Юрий Федорович швырнул на стол смятую листовку.
— А вы чего, от евреев и большевиков представительствуете? — прищурилась Патрикеевна.
— Д-да н-не в этом д-дело! А если бы кто посторонний з-зашел в квартиру? Д-д-домоуправ? Нас бы всех… Вы же знаете, з-запрещено категорически п-подбирать вражеские листовки!
— Кроссворды тоже нельзя, — мгновенно среагировала Патрикеевна. — А Давыдовна вчерась прямо на кухне, при пацане вашем — кроссворд!
Генриетта Давыдовна аж всплеснула.
— Это же из старой газеты, довоенной! И не разгадывала я, а так — два-три слова…
— Каких? — ввинтила вопрос Патрикеевна.
Генриетта Давыдовна про слова смутилась, но не
Юрий Федорович:
— П-патрикеевна, вы говорите абсурд! Запрещено не разгадывать, а составлять новые кроссворды и пересылать их по почте!
— А вам, что ли, правда глаза колет? — Патрикеевна вновь виртуозно сменила тему.
— Какая правда? — оторопела Генриетта Давыдовна.
— Что русские жильцы и солдаты погибнут, а евреи да коммунисты — вы все улетите. В последний час. На быстрокрылых своих самолетах.
Сама Патрикеевна на самолете никогда не летала и не собиралась.
— Патрикеевна! — устало сказала Генриетта Давыдовна. — Вот я еврейка, а Юрий Федорович коммунист. Вы нас хорошо знаете. Похоже на нас то, что в листовке написано? Что мы желаем вам смерти, что сами сбежим?
— Не улетите, что ль? Ну и дурни, — хихикнула Патрикеевна.
— Это еще п-почему?
— Так немцы придут, жидов и коммунистов повесят. Охота вам висеть, ножками качать?
Опять хихикнула.
— Немцы не придут в Ленинград!
— Если Бог есть, так придут, — серьезно сказала старуха. — Думаете, нет на коммунистов управы?
Оппоненты растерялись, но ненадолго.
— А Бога-то н-нет!
— Ну-ну, — сказала Патрикеевна.
