Совещание тянулось монотонно. Без всякого интереса Агеев задавал вопросы по вечным проектам, начало которых давно все забыли, а о завершении никто не загадывал. Ему отвечали также скучно и вяло, равнодушно глядя в бумаги.
Наконец, Сырникова дождалась своего часа.
— Что у нас по «Приморскому»? — Егор вопросительно посмотрел на Олесю.
— Мы с заказчиком договорились на завтра.
— На сколько мне известно, в договоре стоит сегодняшняя дата. По какой причине был перенесен срок?
— Дело в том, что мне потребовался еще один день для работы над программой.
— Что же, понятно.
Сырникова заметила, как изменился голос шефа. Еще бы: поставить под угрозу его проект.
— Олеся, прошу вас зайти ко мне, — прозвучало у нее над ухом, когда все стали расходиться.
Она вздрогнула от неожиданности. Не было никаких сомнений в том, что сегодняшнее выступление не сойдет ей с рук, но все равно холодный голос Егора застал ее врасплох.
Сырникова остановилась в дверях, желая пропустить шефа в перед, дабы проследовать за ним, но Егор тоже остановился — он предпочитал, чтобы дама шла первой. Несколько метров до его кабинета Олеся чувствовала себя под конвоем. Она ощущала, как ее спину сверлит недовольный начальственный взгляд. Сырникову не пугало предстоящее разбирательство и вытекающие последствия — она никогда не трепетала перед руководством, но было неприятно выглядеть виноватой, когда вины вовсе не было. Эти минуты нужно было пережить, какие несправедливые обвинения не посыпались бы в ее адрес.
В кабинет Егора Олеся шагнула, словно самоубийца на карниз. Она застыла перед столом шефа, надеясь, что стоя беседа закончится быстрее, но номер не прошел.
— Есть хороший стул, присаживайтесь, — Егор сделал указательный жест, и сам, как обычно, откатился в кресле от края стола.
Следующие полторы минуты молчания давили неопределенностью. Раздражало намеренное оттягивание разговора. В том, что Егор нарочно не торопится ее пилить, Олеся не сомневалась. Она отвела взгляд в сторону — Сырникова вообще редко смотрела в лицо собеседнику, а Егору тем более.
— Значит, у вас личные обстоятельства? — наконец произнес он. — Работа мешает личной жизни?
Олеся молчала. Она решила ничего не говорить, чтобы не на дерзить. Впрочем, ее ответа и не требовалось — Егор прекрасно обходился монологом. Он что-то говорил своим невозмутимым голосом, и если не вникать в смысл его слов, можно было бы решить, что шеф мило щебечет. Олеся переключилась на свои мысли, чтобы не принимать выволочку близко к сердцу. До нее долетали только отдельные фразы.
