Тинко | страница 40



Шепелявая Кимпельша подсаживается поближе к печке. На кухне вода поет в котле. Бабушкины пальцы быстро перебирают старые мешки.

— Я тебе дам потом с собой охапку дров, — говорит бабушка. Взглянув на меня, она наклоняется к Шепелявой и шепчет: — Я их тебе у калитки сложу, дрова-то. Дед наш ничего и не узнает.

— Господь бог отблагодарит тебя, Минна. Не люблю я попрошайничать. Лучше уж украсть то, что мне все равно положено. А ведь я и работать могу. Да люди-то под всякими предлогами отказывают мне.

— Да, да, — вздыхает бабушка. — И сколько это глупости в человеке сидит: все он норовит волку за ухом почесать, а тот ведь вот-вот ему глотку перегрызет…

Слышно, как на дворе дедушка гремит ведром у колодца, напевая при этом:

Ведьма, ведьма, ведьма злая,
Вот какая ты!

Бабушка со звоном роняет ножницы. Но уже поздно… Шепелявая сидит, насторожившись, и слушает. Платок ее достает до самого карниза печи. Глаза сверкают, сама вся покраснела.

— Не ведьма я!

Бабушка успокаивает ее:

— Как бог свят, нет! Да оставь ты свои туфли! Это старик так просто себе что-то под нос бормочет. Выпил небось.

Шепелявая, разъярясь, грозит в окно:

— Можешь всю мою хибарку вверх дном перевернуть — кусочка бесовского помета не найдешь!

— Бабушка, а чем пахнет бесовский помет?

— Серой он пахнет, дорогой мой. И заведись в доме самая махонькая кучка его, не больше пятнышка от мухи, — запаха ничем не выведешь.

Игла так и мелькает в руках у бабушки. Из хлева возвращается дед. Он и не смотрит на Шепелявую; достает колоду карт и заскорузлым ногтем большого пальца проводит по ней:

— Как, Тинко, перекинемся?

— Мне еще уроки надо делать, дедушка.

— Что? Опять ты за свою дурацкую писанину? Это про зайца? Возьми и напиши: съели мы зайца. Вот и все.

Дедушка тасует карты. Я сдаюсь.

Часы тикают. Дразнила гремит цепью в хлеву. Бабушка выворачивает наизнанку очередной мешок. Шепелявая притихла. Согревшись возле печки, она сладко позевывает и предостерегает меня:

— Гляди, в картах-то рогатый и сидит, золотко мое. Слыхал небось, старый-то Кимпель последние годы всегда с собой колоду карт таскал — чертов песенник.

Дедушка никак не может подсчитать, сколько у него козырей. Он шаркает под столом ногами, словно застоявшийся конь, и говорит:

— Молчала б лучше! У самой-то черт вон из-под юбки выглядывает.

Шепелявая подскакивает как ужаленная. Я даже слышу, как трещат ее старые кости. В дверях она останавливается, поднимает кулак и грозит дедушке. Дедушка тоже вскакивает и кричит ей вдогонку: