— У тебя тело богини, — говорил, бывало, Польский Граф в минуты созерцательной страсти. (Репетировал он, что ли?)
— А голова? Тоже? — лукаво спросила я однажды.
— Не нужно так шутить, — ответил он. — Ты должна мне верить. Почему ты отказываешься верить в собственную красоту?
Какую богиню он имел в виду — вот в чем вопрос. Их ведь много. Венера, например, на коробке с карандашами — вся в трещинах и без рук. А у некоторых вовсе нет тела; я видела одну такую в музее: колонна, а сверху три головы — не богиня, а пожарный гидрант. Есть богини-вазы и богини-камни… Словом, комплимент казался мне сомнительным.
Польский Граф был случайностью. Я познакомилась с ним, выпав из двухэтажного автобуса на Трафальгарскую площадь. К счастью, не со второго этажа; одну ногу я почти уже поставила на землю. Но я не привыкла к спешке и была уверена, что автобус не может тронуться раньше, чем из него благополучно выйдут все пассажиры, а он взял и выпрыгнул из-под меня, отбросив далеко в сторону. Я растянулась на тротуаре. Польский Граф как раз проходил мимо и подобрал меня.
Я тогда жила в сырой квартирке на Уиллесден-Грин, найденной через «Канадский дом» — первое место, куда я отправилась сразу по приезде в Лондон. Уже тогда меня начала мучить тоска по дому. Я никого не знала, мне было негде остановиться, к тому же Англия, увиденная из окна автобуса по дороге из аэропорта, сильно меня разочаровала. Я не находила здесь ничего нового по сравнению с Канадой, с одной лишь разницей: все выглядело так, будто чьи-то гигантские руки спрессовали каждый дом и предмет, а потом рассовали обратно, тесно и как попало. Машины были меньше, дома — перенаселеннее, люди — ниже, и только деревья — больше. Кроме того, все оказалось не таким старинным, как мне представлялось. Я надеялась встретить принцев и принцесс и леди из Шалотта в лодке, плывущей по извилистой реке — как в «Повествованиях для юношества», которые мы учили в девятом классе. Моей роковой ошибкой было то, что я посмотрела в словаре слово «шалотт»: шалот, разновидность мелкого лука. Написание различалось, но не слишком.
Меня до тошноты достали тени,
Сказала Леди Мелкого Лучка.
Другая строка заставляла хихикать мальчишек и вызывала огромное смущение девочек:
«Проклятье пало на меня!» —
Вскричала Леди из Шалотта.
Интересно, почему кровь, стекающая по ноге девочки, казалась им такой потешной? Или они смеялись от ужаса? Однако меня это совсем не расхолаживало; я тогда вопреки всему была крайне романтична и очень хотела, чтобы кто-нибудь, кто угодно, восхитился красотой моего лица, даже если ради этого пришлось бы стать трупом в трюме баржи.
