— Нравится? — требовательно спросил мистер Витрони. Я — иностранка, такого рода творчество обязано мне нравиться, он принес это в подарок, желая мне угодить… Чтобы не обидеть хозяина, мне, естественно, пришлось изобразить умиление.
— Очень мило, — сказала я, имея в виду не сами произведения искусства, а знак внимания.
— О’кей, как у вас говорят, — обрадовался мистер Витрони. — Сын моего брата, он имеет гений.
Мы молча воззрились на картины, к тому времени успевшие выстроиться на подоконнике. В золотых лучах заходящего солнца они мерцали, подобно дорожным знакам на автостраде, и постепенно стали обретать, а точнее, излучать некую жуткую энергию — как закрытые двери печей или гробниц.
С точки зрения мистера Витрони, события развивались недостаточно быстро.
— Кто вам нравится? — спросил он. — Этот?
Как можно выбрать, не понимая подтекста? Языковой барьер — лишь часть проблемы, есть и другой язык: того, что принято или не принято делать. Приняв в дар картину, должна ли я буду стать его любовницей? Имеет ли выбор конкретной картины какое-то особое значение? Может, это проверка?
— Ну… — протянула я робко, указывая на неоновый Колизей.
— Двести пятьдесят тысяч лир, — тут же объявил мистер Витрони. Мне сразу полегчало: в сделках с участием наличности нет ничего загадочного, это я умею. И конечно, картины пишет вовсе не племянник; мистер Витрони, должно быть, покупает их в Риме, на улице, а потом перепродает с выгодой для себя.
— Хорошо, — сказала я, хотя совсем не могла себе позволить таких трат. Ноу меня никогда не получалось торговаться, и потом — я боялась его оскорбить. Не хватало только остаться без электричества. Я пошла за кошельком.
Сложив и спрятав купюры в карман, мистер Витрони начал собирать картины.
— Возьмете два, может быть? Посылать домой, к ваша семья?
— Нет, спасибо, — отказалась я. — Эта очень красивая.
— Ваш муж скоро едет к нам тоже?
Я улыбнулась и неопределенно кивнула. Именно такое впечатление я хотела создать, когда снимала квартиру. Чтобы в городе знали, что у меня есть муж, во избежание лишних неприятностей.
— Он будет любить этот картина, — с непоколебимой уверенностью сказал мистер Витрони.
Тут я призадумалась. Означает ли это, что он меня все-таки узнал, невзирая на очки, полотенце и другое имя? Он довольно богат; ему незачем расхаживать по городу, перепродавая дешевые туристские сувениры. Очевидно, все это — лишь предлог. Но зачем? Мне показалось, что наш разговор заключал в себе намного больше, чем я в состоянии понять. Впрочем, ничего удивительного, Артур всегда называл меня тупицей.
