Как отреагировала я? Остолбенела, пожалела, стала гладить его по голове. Рука потом много дней пахла бриолином.
Через пару минут он встал — с коленей капала грязь — и ушел. Это был мой первый сексуальный опыт. Я пришла домой и съела сэндвич.
Почему этот мальчик, чьего имени я не помню — хотя не могу забыть страдания на его лице, — совершил столь нелепый, но почти ритуальный поступок?! Там, в окрестностях Брэсайд-Парка, на грязной дорожке, перед обыкновенным домом из красного кирпича с белыми рамами и двумя стрижеными кедрами по бокам от парадной двери? Не имею ни малейшего представления. Надо полагать, его снедала тоска по несостоявшейся любви, и он нуждался в утешении. Не исключено также, что это был инстинктивный акт поклонения животу. Или, если судить по тому, какой широко, насколько мог достать, обхватил меня руками, выронив в лужу учебник химии, и вцепился пальцами, я показалась ему одной огромной грудью? Впрочем, все это домыслы. Но тогда я была настолько потрясена прикосновением мужских рук, что постаралась как можно скорее обо всем забыть. Это было не очень приятно. Потом я даже не стала над ним смеяться, — а могла бы, будь я стройнее. А он избегал меня и к Валери больше не подходил.
Второе сексуальное переживание связано с одной из моих работ. Я служила кассиршей в маленьком захудалом ресторанчике под названием «Кус-и-Вкус». Там подавали хот-доги, гамбургеры, молочные коктейли, кофе, пироги, а на обед — жареную курицу, креветки, стейки с кровью, свиные окорочка, зажаренные на гриле, ростбиф. Я работала с четырех тридцати до закрытия в девять тридцать и часть оплаты; получала в виде еды — той, что подешевле. Сидя на высоком стуле за кассой, я принимала деньги и обслуживала ближайших посетителей за стойкой — Рядом стоял телефон, по которому можно было связаться с кухней и передать заказ.
Кухня располагалась в задней части ресторана; стена у раздаточного окна была оклеена обоями под кирпич и увешана медными сковородами, которыми никто никогда не пользовался. Там работали два повара: канадец, апатичный и обидчивый, и энергичный, яркоглазый иностранец, итальянец или грек, точно не знаю. Так бывало всегда, во всех местах. Канадцы, которые соглашались на подобную работу, не собирались подниматься по служебной лестнице: несмотря на знание языка и местных особенностей, это был их максимум. А иностранцы вовсю карабкались наверх, копили деньги, учились, не желая вечно оставаться прислугой. Повар-иностранец готовил в два раза быстрее местного и был вдвое любезнее. Он сиял, передавая официанткам тарелки, и бодрым бурундуком сновал в своей рабочей норе, напевая экзотические мотивчики. Было видно, что второму повару хочется его убить.
