— А еще что-нибудь ты видела?
— …Ну и они соглашаются, а этот барон…
— Я говорю: еще что-нибудь ты видела? Другое?
Если молча помотать головой, но не говорить «нет», если не говорить вслух, будет почти не больно…
— Что ты мне головой тут трясешь? Я тебя русским языком спрашиваю… Или ты по-русски не понимаешь? Так я тебя на мове спрошу: шо ты бачила?
Ненавижу. Ненавижу, когда он «шокает». Как у хохлов, у него все равно не получается. А получается ненатурально и тупо. Фальшиво…
— Шо ты бачила, дивчина?
Презирает, типа. Переход на мову — это у него обозначает презрение. С недоделками — недоделанным языком…
— Шо не размовляешь? Ну что ты молчишь? Ничего не видела, да? А вот другие почему-то видели!
…Да, они видели. Каждый по маленькому кусочку. Цыганка видела. Рыжий видел. И Клоун. Жирная видела… А Немой все последние полчаса проскулил — значит, тоже видел… Я дала ему листок и карандаши, попросила нарисовать. Он взял белый. И нарисовал круг. Белый круг на белом листе…
— Цыганка видела. — Подбельский загибает на руке палец, длинный и желтый. — Рыжий видел…
— Почему вы называете ее цыганкой, Михаил Евгеньевич? Вы же сами нас за это штрафуете. Учеников следует называть по именам. Ее зовут Лена…
— Цыганка видела кровь! Рыжий видел огонь! — орет он; кадык елозит под тонкой коричневой кожей, как акулий плавник. — Клоун видел лед! Немой видел луну! — Вверх-вниз, вверх-вниз, если он заорет громче, этот плавник вспорет ему шею изнутри… — А ты? Что видела ты?
…А я — я видела все.
Я могу сложить этот паззл.
В красочном мелькании кадров, между девочкой с тонкими ножками и перекошенными рожами фрицев, между мечом и катаной, между березой и танком, на какую-то долю секунды, но я все-таки видела -
Луну — огромную и червивую, как шляпа гигантского гриба, гнойно-желтую луну во все небо, источенную черными пятнами океанов.
И лед — непрозрачный и желтоватый, как слипшийся старый сахар.
И круг — пустой черный круг, который очерчен на льду…
И я знала, я как всегда знала, что в этот круг должен кто-то войти, но он не пришел, этот кто-то, и это его отсутствие обозначает конец…
И всего лишь на долю секунды — но я слышала шепот: «Все. Время вышло».
А потом была тень — тонкая, острая, быстрая.
А потом была кровь.
И взрыв.
И огонь.
И это был не мультфильм. Это было между мультфильмом. Секундное копошение жизни — или, может быть, смерти — среди разноцветных картинок. Секундное вкрапление бреда — моего бреда — в японское анимэ…
