Темнеет и всё плывет перед глазами. Усилием воли отгоняю противное ощущение полуобморока. Словно в тумане различаю приборы. Пробую управление, самолёт послушен. "Значит ещё не все… Поближе, давай к матушке-земле, пока не поздно… "
С крутым доворотом ухожу влево вниз на бреющий полёт.
"Добить не успеют… Скоро Донец. Сяду у своих… "
"Мессеры" почему-то отстают.
Вот и Донец. Мелькают крыши домов и сады городка Красный лиман. Позади последние домики.
Шасси! (Почему я решил садиться на колеса не понимаю до сих пор. Ведь это опасно: самолёт весь избит и неизвестно, какая площадка). Выпускаю шасси и сажусь. Как ни странно все в порядке.
Открыл фонарь. Не успел вылезти из кабины, к самолёту подскакивают два всадника и кричат:
— Подожди, не вылезай!
Девушка с медицинской сумкой взбирается на крыло.
— Весь в крови, — говорит она.
Удивляюсь, откуда может быть кровь. Девушка помогает мне снять шлемофон.
Её и мои руки становятся красными от крови.
— Сиди спокойно, — говорит она, — пока не перевяжу.
Перевязали меня на скорую руку. Усадили верхом на лошадь и привезли в кавалерийскую часть.
Там уже врач обработал рану по всем правилам. Ранение оказалось пустяковым.
— Осколки бронебойной пули задели голову, — сказал врач. — На земле ещё куда ни шло, а в воздухе…
Кавалеристы притащили тарелку наваристого борща.
— Перекуси, браток, и поспи пару часов. Телеграмму в полк мы уже дали. Скоро будет самолёт.
Часа через три прилетел Саша Гуржиев на санитарном самолёте. С начала войны он летал в полку на бомбардировщике, а теперь, после ранения, его перевели на санитарный самолёт. Вместе с ним прилетел Тима Гуржий. Все штурманы убыли в другие полки. А Тима остался, хотя и адьютантом эскадрильи, но все же в своем родном 210-м полку!
Входят они в избу и, слышу, спрашивают:
— Где тут наш Локаткин?
Отвечаю:
— Здесь только я, а Локаткина нет. Погиб он…
— Вот так штука! — восклицает Тима. — Да ведь эта забинтованная голова и вправду принадлежит Сивкову!
— А мы тебя уже похоронили, — говорит Саша Гуржиев. — Паша Старцев сказал, что видел, как ты врезался в землю на берегу Донца…
— Это был самолёт Васи… А я вот пока здесь…
Летим домой. Тошнит и выворачивает всего наизнанку.
— Что это со мной? — говорю ребятам. — Никогда такого не было даже в воздухе.
— Так бывает после контузии, — отвечает Тима. — Ничего, до свадьбы заживет!.
Первый раз в жизни очутился я в лазарете. Пробыл там целых три дня. Время коротал вместе с опытным лётчиком, командиром звена Иваном Карабутом. Его самолёт подбили накануне. Сел он на вынужденную на нейтральной полосе.
