— Почему?
— Потому что твоя прошлая жизнь меня не касается! Я ничего не желала знать.
— А теперь желаешь. В чем же виноват я? — Он положил один плод манго, выбрал другой и протянул его мне. Лоточник изо всех сил притворялся, будто не подслушивает. — Как тебе вот этот?
— По-моему, мягковат.
— А какая разница, если бы ты даже и знала, шери на нгайи?
Будь я нормальной женщиной, мне бы полагалось ответить: «Очень большая разница!» Но я никогда не умела убедительно врать. И никогда не была нормальной.
— Так я и подумал, — сказал Бенуа. — Это ничего не меняет, Зинзи. — Он нагнулся поцеловать меня, но я дернула головой, и он прижал к моим губам манго.
— Идиот! — сказала я, тщательно вытирая губы — главным образом, для того, чтобы скрыть улыбку.
— Прелюбодейка, — ухмыльнулся он.
— Нет, безвольная соучастница!
— Вчера ночью ты не была такой уж безвольной. Кроме того, в Конго полигамия разрешена.
— Я уже говорила, что ты идиот?
— Я заслужил. — На сей раз он все-таки поцеловал меня.
Я отдала продавцу двенадцать баксов за манго и прижалась к Бенуа. Недовольный Ленивец переполз мне на бок.
— Мы очень банальны, да?
— Разве все не банальны? — в свою очередь спросил он.
Подробности всплыли позже, да и то обрывочные; картинки мелькали, как в стробоскопе. Последний раз Бенуа видел жену и детей, когда они убегали в лес, петляя между деревьями. Потом боевики ДФОР — Демократического фронта освобождения Руанды — уложили его на землю прикладами ружей, облили парафином и подожгли.
Бенуа потерял родных более пяти лет назад. Он писал письма дальним родственникам и друзьям, посылал запросы в благотворительные организации, в лагеря беженцев. Он пересмотрел кучу анкет на благотворительных сайтах. Многие беженцы боялись называться настоящими именами, боялись преследования. Фотографий в анкетах тоже не было. Приходилось искать соответствия по дате рождения, количеству детей, профессии… И все же через сайты благотворительных организаций родственникам иногда удавалось найти друг друга. До сих пор Бенуа не везло. Жена и трое малолетних детей как сквозь землю провалились. Он считал их мертвыми, думал, что навсегда потерял их.
Почему я ничего не почувствовала? Почему решила, что он цел, невредим и хорошо устроен? Потому что его дар заключается в том, что он невосприимчив к действию шави других зоолюдей. Магия на него не действует. Только этого никто не должен знать! Если бы был способ искусственно воспроизводить его дар, за ним бы стали охотиться и гангстеры, и правительства разных стран. Заполняя анкету на предоставление статуса беженца, он солгал, что его дар заключается в обаянии. В умении обаять ему действительно не откажешь.
