Но ведь Гарри — нечто совершенно иное! Разве я не обязана дать ему тот же доступ во все области своей жизни, какой он предоставил мне?
Господи! Откуда сразу столько вопросов?! Хорошо бы узнать мнение «охотников за кандидатами». Но как бы ни была соблазнительна подобная мысль, я знала — это нечто такое, что мы с Гарри должны решить вдвоем. Наступает момент, когда любовники прекращают быть общественным достоянием и создают собственный мир в уединении (это особенно верно в наших отношениях, где мне приходилось выбирать одного из многих).
— Итак? — неожиданно спросил Гарри, очевидно, устав от долгого молчания, которое неизбежно сопровождало мои яростные споры с собой.
Я постаралась отрешиться от бушующей в душе бури и без колебаний ответила:
— Да, приезжай в Лондон. Я очень хочу показать тебе свой дом.
На следующие полторы недели мы установили неспешный ритм знакомства с Сиэтлом, домашних ужинов и постепенно разгорающейся любви. Совместная жизнь казалась легкой, естественной. Нам было совершенно не обязательно постоянно держать себя в рамках. И когда Гарри отправился на работу, я сделала то же самое.
Я смягчилась и разрешила Джанель внести меня в ежедневник Теда (свидание № 59). Мы условились выпить кофе в перерыве. Оказалось, что в жизни он довольно славный: высокий, с короткими черными волосами и темно-коричневой кожей, которая временами будто отливала золотом. Словом, настоящий красавец. Но он оказался совершенным трудоголиком: во время нашего свидания телефон непрерывно звонил, и хотя Тед не отвечал, все же каждый раз яростно хмурился, проверяя номер звонившего. Совсем как в моей старой жизни! Мне стало немного стыдно при воспоминании о том, сколько раз я проделывала то же самое.
Но свидание состоялось, и теперь Тед по крайней мере не мог подать на меня в суд!
Джейсон (свидание № 60) оказался, как я и думала, приятным парнем. Фанатичный любитель музыки, он рассказал мне много интересного, пока мы болтали за «Маргаритами» в маленьком мексиканском ресторане Беллтауна. Мне понравились его жизнь, посвященная музыкальной сцене Сиэтла, и более узкая деятельность, вращавшаяся вокруг любимого инструмента — укулеле. Он не был моей Родственной Душой, но оказался остроумным и веселым собеседником, и мы провели прекрасный вечер вместе.
Но по мере того как близилось время моего отъезда в Сан-Франциско, мне становилось все грустнее. Осталось всего три дня, а потом я лечу в Лондон. И хотя я скучала по родине и родным, друзьям и своей квартире, мысль о том, чтобы оставить Гарри, наполняла меня тоской.
