Собеседники вышли на Поляну Муз и сели отдохнуть на скамейке. Вокруг росли фигурно подстриженные тисовые деревья, воздух был пропитан ароматом самшита. Я проскользнул за живую изгородь.
Курилов и Нельроде заговорили о покушениях революционеров.
— Меня часто предупреждают о готовящихся событиях, — сказал князь. — Люди пишут: «Не ездите туда, не оставайтесь там». Я никогда никого не слушаю, однако, ложась спать, борюсь со страхом. Он проходит, когда я на следующее утро сажусь в карету.
— Я молюсь каждое утро и проживаю каждый день, как если бы он был последним в моей жизни. Возвращаясь вечером домой, я благодарю Бога за дарованную отсрочку.
Голос Курилова задрожал, и он умолк.
— Конечно, вы ведь верите в Бога… — с усталым смешком промолвил князь. — Я делаю все, что в моих силах, — сам не знаю почему. Дело не в осознании выполненного долга, Валерьян Александрович, я испытываю горькое удовольствие, лишний раз убеждаясь, как глупы люди. Мнение потомков и прочая чушь меня не волнуют. Как много было криков из-за истории с анархистом Семеновым! Он мог провести несколько месяцев в тюрьме, в ожидании суда и скорой казни, а я избавил его от страданий. Мы избежали процесса — любой процесс распространяет в народе идеи, с которыми мы пытаемся бороться. В Польше мертвых топтали лошадьми, и им не было больно, но священный ужас подавил бунт в зародыше, были спасены многие жизни. Чем дольше я живу, тем выше ценю человеческую жизнь… и тем меньше значения имеют для меня так называемые «идеи». Я всегда действовал, подчиняясь логике, этого-то мне и не прощают.
— Я верю в здравый смысл потомков, — прошептал Курилов. — Россия забудет моих врагов — но не меня. Все это невыносимо тяжело. — Он помолчал. — Говорят, нужно уметь проливать кровь… Конечно… Но только… — Он запнулся и договорил едва слышно: — За правое дело…
— Я больше не верю в «правые дела», — со вздохом ответил князь. — Вы моложе, у вас остались иллюзии…
— Жизнь очень жестока, — грустно откликнулся министр и добавил, понизив голос: — У меня столько забот…
Я наклонился ближе. Это было по-настоящему опасно, но мною двигало жгучее любопытство…
Князь откашлялся и взглянул на собеседника. Я затаил дыхание.
Курилов сказал, что чувствует себя больным, что устал от интриг и происков врагов.
— Ну почему я не прислушался к вашему совету? Зачем женился? Зачем? — с горечью повторил он. — Государственный деятель должен быть неуязвим. Они знают, знают мое уязвимое место и всякий раз, когда я делаю шаг вперед, бьют именно туда. Моя жизнь превратилась в ад. Если бы вы только знали, какие грязные небылицы рассказывают о моей жене!
