В домах на противоположной стороне улицы, за освещенными окнами, двигались тени, в лавочках и магазинах горели чадившие масляные лампы.
Я не встречался ни с кем, кроме Фанни, — так по соображениям безопасности проинструктировал меня Комитет, подозревавший А. в предательстве.
Накануне Пасхи мы уехали в Петербург.
Я отправился в меблированные комнаты, которые держала немка по фамилии Шрёдер. Когда-то здесь был дом свиданий, она им управляла, а потом превратила в гостиницу. Шрёдерша помогала революционерам — за деньги, разумеется, и была на содержании у полиции, так что ее меблирашки были самым надежным местом.
Перед вечерней «работой» у Шрёдерши собирались проститутки: пили водку или чай, болтали и, сами того не ведая, поставляли нам нужные сведения. Эти жалкие создания, конечно же, не осознавали, что работают на подрывателей устоев империи. Случалось, некоторые предавали оба лагеря — ради денег, из ревности или по глупости.
На следующий день была Пасха. Мы решили, что сразу отправимся в Исаакиевский собор, куда, по сведениям Фанни, собирался на службу Курилов.
Пасхальная ночь в тот год совпадала с тезоименитством святого — не помню, какого именно. Курилов решил стоять вечерню там, а не в часовне при Министерстве.
Фанни велели показать мне министра и исчезнуть. Она была на подозрении у полиции из-за дела о подпольной типографии, поэтому ей не поручили теракт. Она была невероятно умна, находчива и всегда находилась в нервном возбуждении. Женщины в таком состоянии проявляют чудеса выносливости и энергичности, но в конце концов кончают жизнь самоубийством или переходят на сторону врага. Многие, впрочем, принимают мученическую смерть.
В тот вечер Фанни раздобыла для нас деньги и крестьянскую одежду для себя.
Мы взяли две большие свечи, куличи и отправились в церковь кружным путем: Фанни хотела провести меня мимо особняка Курилова.
Санкт-Петербург показался мне изумительно красивым. Стояли белые ночи — Пасха в том году выдалась поздняя.
Мы дошли по набережным до Министерства народного образования, и я долго рассматривал колонны, балконы из резного металла, украшавшие фасад цвета засохшей крови. Парк был обнесен высокой решеткой; сквозь обнаженные кроны деревьев можно было разглядеть посыпанный песком двор и широкую мраморную лестницу.
Мы вернулись к Исаакиевскому собору. На улицах было полно народу, по мостовой медленно ехали экипажи. На площади собралась толпа. Я видел, как в собор входят иностранные дипломаты, министры, сановники, дамы, потом пустили остальных.
