Как бы то ни было, Сильвестр считает свою идею превосходной и не перестает говорить, как замечательно он все придумал.
— Это, правда замечательно, а уж если я говорю, что это замечательно, значит, так оно и есть.
Его теперь не остановить.
Мариус в восхищении.
— Ты еще сделаешь настоящую карьеру, Ка-ро, — говорит он.
Ну, пока причин для беспокойства нет. Ведь меня еще не видели в работе.
Потом все идут спать, а я остаюсь еще некоторое время на палубе. Луна отражается в воде, какая красота!
Неожиданно ко мне подходит господин Дункель.
— Нет ничего прекраснее ночного морского пейзажа, — говорит он тихо. — В такие минуты человек живет в гармонии с самим собой.
Я иду к себе.
— Спокойной ночи и приятных снов, — говорит господин Дункель, дотрагиваясь рукой до моего плеча.
Дует попутный ветер, и мы, как и предполагали, прибываем в Тобаго уже на следующий день. Мариус едет в аэропорт, узнает, когда ближайший рейс на Франкфурт, где наш багаж и все такое. Наконец мы узнаем, что вылет завтра в два часа дня. Ни Мариус, ни я теперь не хотим на Гавайи. Кто знает, что еще может с нами произойти. Я уверена, что мои родственники в домиках на деревьях с выходом в Интернет с пониманием отнесутся к нашему решению.
Сильвестр настаивает на том, чтобы вечером мы еще раз поужинали все вместе. Мы едем на старую мельницу, которую переоборудовали в миленький ресторанчик, и я набиваю себе брюхо всем, что указано в меню. Мариус ворчит по поводу пятен на скатерти. Почему он не может просто радоваться тому, что мы спасены и снова вернулись в цивилизацию? Мы засиживаемся допоздна. Прощаясь с нами, Сильвестр угрожающе поднимает указательный палец и говорит, что, если я незамедлительно не свяжусь с ним после своего возвращения домой, то он за последствия не отвечает. Роланд Дункель говорит.
— Ну, тогда до свидания.
Он уходит, какое облегчение!
Классно! Вот мы и в поднебесье. А Мариус во время полета опять ко всему придирается:
— Как можно так конструировать самолеты, чтобы нельзя было нормально вытянуть ноги! Почему так поздно приносят еду? Почему показывают дурацкие фильмы? — и т. д. и т. п.
Это начинает меня сильно раздражать. Когда в аэропорту Франкфурта мы с багажом проходим сквозь автоматически открывающиеся двери, все наши друзья уже здесь: Геро, Том, Рихард, Питбуль, Пинки, Маузи, Малыш Джо, Зладко и Боб. Они бросают гвоздики (ненавижу гвоздики, они у меня ассоциируются с похоронами) и держат в руках огромный плакат, увешанный гирляндами, на котором написано: «И все-таки они живы!!!». Окружающих это повергает в некоторый шок, но не останавливает наших приятелей. Рихард радостно размахивает обещанным по телефону набором инструментов из строймаркета, Геро несколько минут не выпускает меня из объятий. Даже Питбуль тронут, он ударяет меня по плечу, потом начинает трясти и под конец так сильно прижимает к себе, что мне чуть не становится плохо.
