Спасительный каштан | страница 2

* * *

Однажды подумаешь ночью бессонной

о том, что невидимый Бог —

сияющий мальчик, счастливый, огромный,

вложивший тебя в коробок,

чтоб ночью до снов, что лебяжьего пуха

белее и легче, ты в нём

цикадою цыкал у Божьего уха,

светился у глаз светляком,

чтоб утром, дитём златокудрым забытый

под тяжкой подушкой небес,

шуршал в коробке перекошенном быта

без света и музыки без.

Спящие у окна

Они лежат на уровне окна,

их лбы любовно гладит тишина,

придя травой и садом обнажённым…

Покоя холодящего полны

их медленные старческие сны,

и в свете утра лица отрешённы.

Ни ставня скрип, ни рокот пустоты

не потревожат пожилой четы

в её прошитом сквозняками доме.

Белеют блюдце с чашкой на столе.

Родная персть покоится в земле,

спит поле сорняковое — в проёме.

* * *

Ничего не будет за порогом —

только озарённая дорога,

ввечеру омытая дождём,

да закат холодный и далёкий…

И всё смотришь напоследок с койки

ты в дверной незыблемый проём.

И полынь ползёт к твоей постели,

пахнет пылью и овражной прелью,

и цветёт багульник в полумгле…

В тишине распахнутой и волглой

ты и сам становишься дорогой

с дождевой водою в колее.

* * *

Квёлый воздух моего захолустья,

беглый почерк над деревьями дыма.

Вот и дней зимы — многогрустье,

вот и сны мои дождливые — мимо.

Пахнет хлебом и горелой щетиной —

верно, борова палят по соседству,

чтобы в праздник пожевать свеженины.

Всё знакомо… Как обычно… Как в детстве.

И подумаешь: открытия, бойня

революций, крах великих империй —

чтоб я снежной колеёю сегодня

пёр дрова колоть к бабе Вере.

Потеплело… В небе чуть запотевшем

рек вороньих шелестенье и бремя.

И качнулось тихим снегом пошедшим

вертикальное, Господнее время.

* * *

И только нежность проскользнёт сюда,

где в козьей лунке знобкая вода

вдруг вспыхнула под облаком закатным,

где верещит отчаянно сверчок,

и змейкой вьётся тёмный холодок

лишь в пальцах листик помусолишь мятный.

И ты стоишь, оставив за спиной

всю жизнь свою, весь бедный опыт свой,

и будит поля голого безбрежность

не смутный страх, не долгую тоску —

к багряной лунке, к мятному листку

последнюю пронзительную нежность.

* * *

Где портной,

где сапожник весёлый?

Стёрлось злато с крыльца, королевич.

Пахнет жизнь огуречным рассолом,

словно пальцы мадам Собакевич.

И приснятся — лачуги, задворки,

где зовут нас с дощатых крылечек

наши души, как жёны-растрёпки,

в беспросветный и ветреный вечер.

* * *

Замиранье.

Тайна.

Субботний вечер.

В пустотелой тыкве горит свеча,

освещая сына лицо и плечи.

А потом он улицей мчит, рыча,

с головою тыквенной невесёлой —

Перейти на страницу 1 2 3