Это назойливое водопомешательство (или водобесие, кому как больше нравится) где-то с середины первой части уже начинает раздражать. Ну нельзя так, господа! Подтекст на то и подтекст, чтобы мелькать где-то между строк, на краю зрения, ненавязчиво. Тем более что водопомешательство это в известной степени наигранное. Смерть как неизбежный финал каждой жизни, страх смерти, загнанный, как часто бывает у заурядных людей, глубоко в подсознание и оттого особенно мучительный, - вот что на самом деле тяготит и автора, и героев книги. "Не так уж и страшно тут. Не страшно, нет, совсем не страшно", - повторяет, как заклинание, то ли забубённый лузер Мореухов, то ли его творец.
Поверим. Мы люди доверчивые.
Хотя (не для протокола) вот этот иррациональный ужас, прорывающийся наружу в виде безотчётной тоски, - пожалуй, самое достоверное, самое честное, что есть в этой книге.
О прочих мыслях, чувствах и переживаниях, которые автор без особого успеха пытался донести до читателей, скажем, слегка перефразируя одного из лидеров "Большой восьмёрки":
- Они утонули!
Малая Манежка в Большом театре
Малая Манежка в Большом театре
ПРЕМЬЕРА
Историческая сцена ГАБТ открылась в лучших московских традициях прямой демократии
Понаехали тут.
Почему-то всех немосквичей эта фраза коробит. Меня - нет. Хотя не москвич, а вовсе даже "понаехал" чуть более пяти лет назад. Однако я признаю, что для кого-то Москва - не караван-сарай, не проходной двор, а дом. Как это ни странно для некоторых. "Нет никаких москвичей, - говорит обычно кочевник, приехавший в столицу за деньгами и впечатлениями. - Я, между прочим, сам (сама) уже десять лет здесь официально зарегистрирован (а)".
Так вот, я горд за свой не родной, но любимый город. Утверждаю: Москва и москвичи есть. Когда Москва в грубой форме на Манежной площади советовала, что делать тем, кто пришёл к нам со своими понятиями о правильном, ещё можно было говорить о том, что кто-то "гадит". Известно: футбольные хулиганы не благородные девицы. Но когда по сути те же требования к незваным гостям повторила оперная публика, стало ясно: зал Большого театра так же свиреп, как фанаты ЦСКА, так же организован, как "спартаковское" "мясо".
Нам есть чем гордиться. Мы живы. Мы - это русские.
Дабы не быть голословным, я расскажу, откуда у меня взялись основания для национального величия. Казалось бы, русская культура измазана и изгажена экспериментами художников, задержавшихся в пубертатном возрасте, безвозвратно, но нет: своё слово говорит улица. Народ. И ничего не остаётся от "великого" оперного режиссёра Дмитрия Чернякова. И стыдно уже сегодня смотреть в глаза людям тому, кто ещё вчера кричал по поводу первой премьеры возрождённой сцены Большого театра: "Браво!"
