- В чём, на твой взгляд (раз уж зашёл разговор о Фадееве), разница между литературой советской и современной русской?
- Настоящая литература не сильно зависит от времени, потому что не портится. В советское время были Булгаков, Алексей Толстой, Платонов, был "Тихий Дон". Давай надеяться, что сильные книги оставит и литература нынешняя. Были хорошие незаметные писатели - Виктор Голявкин, Юрий Пиляр, Софья Федорченко. Был в изобилии и картонный соцреализм, которому вполне наследует капреализм, повествующий о каком-нибудь жовиальном околорублёвском досуге.
- Как писателю тебе в какое время хотелось бы жить, в каком веке?
- Я бы не стал закидывать удочку фантазии в Древнюю Русь. Странно, хотелось бы почему-то родиться пораньше на десять лет. Застать 70-е годы, попробовать их на зуб и в бурю перемен войти уже взрослым. Или - родиться на двадцать лет раньше, тоже любопытно.
- А что тебе не нравится в современном литпроцессе? Что бы ты хотел изменить?
- Спокойно отношусь к этому самому процессу, который разнообразен, хотя вижу, что многие азартно увлечены чем-то далёким и от литературы, и просто от здравого смысла. Но в принципе сейчас уже сформировался книжный рынок, стало больше свободы для автора, ему легче и проще выходить напрямую к читателю, что одинаково бесит и левых, и правых старой формации - тем и этим удобнее держать писателя под колпаком. А вообще по-прежнему не хватает объективности. Канал "Культура" должен сделать цикл передач с Валентином Распутиным. Глянцевые журналы, полюбившие печатать прозу, должны приглашать не только Толстую, Ерофеева, меня и Прилепина, но и Проханова, и Полякова.
- Ты часто входишь в шорт-листы престижных литературных премий, но крупных побед у тебя пока не было, если не считать "Дебюта". Чем это можно объяснить? Ведь не заговором жюри[?]
- Главное - чтоб писалось.
Беседу вёл Игорь ПАНИН
«Но буду известен будущему…»
«Но буду известен будущему…»
ЛАВРЫ И ТЕРНИИ
Игорь ВОЛГИН
"Человек есть тайна" - мысль довольно банальная, ничем не выделяющая из толпы 17-летнего юношу. Но названный юноша действительно пытался эту тайну постичь. Он открыл, как мне уже не раз приходилось повторять, универсальные коды человеческого существования. И мы, полагавшие, будто его обличения направлены исключительно против отечественных радикалов, вдруг убеждаемся, что бесовщина - явление гораздо большего исторического объёма. На собственном опыте мы познаём, что либеральное (или, положим, демократическое) бесовство не менее развратительно, чем неистовства Петруши Верховенского, кстати, именующего себя мошенником, а не социалистом. Мошенник - категория вневременная. "Мы мошенники, а не либералы", - осмелятся ли так "заголиться и обнажиться" реформаторы наших дней?
