* * *
Они стояли в гигантской долине, обрамленной черными клыками скал, над их головами было зеленоватое небо. Их были тысячи и тысячи или миллионы и миллионы – тех, кто остался и тех, кто бесплодно прошел и вернулся, чтобы взять свой кусок. Здесь были те, в чьих глазах горел волчий огонь и те, в чьих черепах давно отгорели бесплодные звезды – они пришли все. Они стояли в молчании и ждали, ждать было их уделом, они умели ждать, они ждали веками – под плитами катакомб и братских могил и под грязью всех мусорных свалок мира, они сами были грязью – теперь они пришли.
Он стоял среди них и над ними, его ноги попирали их черепа, их кости прорастали сквозь него серой плесенью и черным пеплом несбывшихся надежд – он был их надеждой, он был их жаждой, их голодом и их ненавистью.
За черными клыками скал был Великий Город, Башня Содома, Вавилонская Блудница, никогда не готовая платить и замершая в ожидании зверя.
Зверь замер за черными клыками скал, готовый рвать и зачинать, Зверь оскалил миллионы жадных ртов и сжал сведенные похотью когти в ожидании Ее горячей плоти.
* * *
Он проснулся весь в поту и едва разжал сведенные судорогой пальцы – ногти глубоко вонзились в ладони. Рядом блестели в темноте глаза девочки – она не спала или бодрствовала вместе с ним.
Он сполз с постели, оделся и вышел вон – под башню лунного света, беззвучно падающую в вихре снежной пыли. Он покружил, оставляя шрамы на алмазно-блестящей земле, вдыхая мороз и выдыхая пар – затем ноги сами понесли его в лабиринт.
В фиолетовой тьме возник запах гиацинта, и хрустальный голос сказал ему в ухо, - Чего ты хочешь? – Ничего. – Мгновенно косо пошел снег, закачалась черная дорога в желтых лучах фар. – Ты хочешь вернуться? – Нет! – Его руки свело судорогой на руле автомобиля, - Нет! – Впереди появилось сооружение, похожее на полуразвалившийся навес над автобусной остановкой, - Нет! Нет! Нет! – Тогда желай!
Он снова проснулся, мокрый от пота, один в своей постели и сел, сжимая руками голову, в которой таял звук лопнувшей струны, в щель окна сочился рассвет, Дед звякал в своем углу то ли пробирками, то ли стаканами, пытаясь сцедить не уловленную вчера каплю алкоголя.
Вчерашний день, отмеряемый клепсидрой абсентовой бутылки, легко истек журчащей болтовней в подставленную чашу ночи и растворился в наступившем сне без горечи и без осадка. Он усмехнулся и потер лоб – не стоило искать в памяти о прошедшем дне причину ночных видений – ее там не было.
