— Когда придет мое время, — ответила она, — когда тот, кого я люблю, тоже захочет этого.
Выражение на лице священника не изменилось. Глории оставалось только надеяться, что он не спросит, кто ее избранник. Еще рано было называть его.
Беллингем чувствовал себя как нельзя лучше. Он был совершенно уверен, что ему не откажут, когда он попросит руки Глории. Наверняка малышке нужно услышать доброе слово, но он не собирался поощрять ее, пока не переговорит о приданом с ее матерью.
— Я уверен, что все будет, как ты хочешь.
— Да? — она с облегчением вздохнула. — Вот было бы хорошо.
Он похлопал ее по руке, лежавшей на столе.
— Терпение — одна из главных добродетелей. Храни… — неожиданно у него дернулось колено, и он пролил на стол сидр из кружки. — Что там такое? — пробормотал он и, наклонившись, увидел черно-белую кошку, которая изо всех сил терлась о его ногу.
Глория вскочила с кресла и подхватила кошку. Прижала ее к груди.
— Прошу прощения. Это наша Тэнси.
— Я, правда, испугался, — не разжимая губ, улыбнулся Беллингем.
Он терпеть не мог кошек и ни за что не позволит держать их в своем доме. Но пока лучше попридержать язык. Такие проблемы лучше решать после венчания.
— Она не хотела ничего плохого, — Глория отпустила кошку и взяла тряпку вытереть стол. — Наверно, она опять голодная, — пока священник приходил в себя, Глория взяла со шкафа блюдце с молоком и поставила его на пол перед кошкой:
— У нее на чердаке котята, — пояснила она, глядя, как Тэнси лакает молоко. Котята были очень трогательные и забавляли Глорию своими бесконечными играми. Ей даже казалось, что она не меньше Тэнси гордится ими. — Хотите посмотреть?
Беллингем хотел было уже отказаться, но, подумав, согласился. Не зря же она так разоткровенничалась, наверняка хочет, чтобы он побыл подольше.
— Да, — сказал он и уже было протянул руку, чтобы погладить Тэнси, но отдернул ее, увидев, как она навострила уши, — пойдем взглянем.
Глория поднималась впереди него по лестнице, и Беллингем обещал себе, что будет долго молиться сегодня вечером, чтобы искупить грешные мысли, витавшие в его голове, когда он глядел, как колышутся ее бедра под платьем. Чердак освещался всего лишь одним узким оконцем, так что сначала надо было привыкнуть к полумраку. Наконец Глория сделала первый шаг. Чердак был достаточно высокий. Столбы и перекладины отбрасывали тени, но все же Беллингему приходилось наклоняться, чтобы нечаянно не стукнуться головой. Везде в корзинах и просто на полу лежали кукурузные початки. Но одна корзина была отдана котятам, которые подняли писк, услыхав шаги. Глория опустилась возле них на колени. Беллингем сделал то же самое, но старался придвинуться поближе к Глории, чтобы хотя бы плечом касаться ее тела.
