Это была Чарли. Она стала самой незаметной из всех на Территории.
Я чувствовал за нее ответственность.
Над леди Чарли жила ирландка Ник, которую я прозвал Медвежонок.
Это был тяжелый случай, и не только в смысле соседства.
Но это другая история.
Теперь у меня есть простыня.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Это кончилось в ту ночь, когда я избил отца. Эта ночь мне тогда показалась самой долгой из всех ночей. Это было такое печальное начало ночи, что я вдруг неожиданно для себя самого расплакался.
Солнце село. Лес вдалеке стал черным. Степь, вспыхнув, погасла.
Повеяло той августовской прохладой, в которой зарождалось тление.
Страшной была эта прохлада.
Дрогнув, зажглись фонари, люди в квартирах включили свет. Засветились телевизоры. Я стоял у окна, глядя в пустоту.
Мать стирала и что-то напевала. Я чувствовал невыразимую тоску. Одиночество и тоску.
Будто кто-то смотрел на меня с состраданием. С горечью.
Или это мои собственные глаза отражаются в стекле? Или это глаза пропавшего старика из дома напротив смотрят на меня?
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - И вот в эту самую ночь я бросился на него.
Он был пьян. Он вернулся очень пьяным, тяжело пьяным. Громко сказано.
Его просто принесли двое. Незнакомые, они были трезвые. Положили его на пол в прихожей и, откашлявшись, ушли.
Отец даже не дышал. Он лежал как больное животное. Мы его обходили с матерью. Она не хотела поднимать. Боялась, что проснется.
Я сел на пол рядом. Он действительно не дышал. Так с ним уже бывало.
Иногда он напивался, как будто падал на колени. Как будто сдавался.
В такие моменты в нем было смирение.
Я сидел и смотрел на его спящее лицо. Может быть, от этого он и проснулся.
Открыв глаза, он заговорил. Это был бред. Он принимал меня за деда.
А потом, опираясь на стены, он встал. Встал и, пошатываясь, пошел на мать.
Его глаза были закрыты. У него было такое лицо... Я понял, что он обречен.
Он уже умер.
И теперь огромный мертвец идет на мать. Я оттолкнул его, надеясь свалить.
Но это было не так просто. Он размахнулся и ударил воздух. А потом без замаха попал мне в ухо. Он умел это. Прослушав звон в ушах, я бросился на кухню. Мать закрылась в дальней комнате.
Я услышал ее страшный крик.
В кухонном столе моя рука нашарила нож. Я метнулся обратно.
Отец стоял ничего не соображая. Но тут он увидел нож. Это придало ему сил. Я споткнулся о тапочки и упал. Рухнул телефон. Стиральная машина, в которой мать хранила крупу, ударилась в стену.
