Я спал в этой крепости, закутавшись в его мощь.
В тяжелую мощь усталого мужчины.
Я спал в его бастионах.
Но крепости разрушаются. А хижины бедняков стоят вечно.
И ты открываешь ворота врагу. Ты ведешь подкоп.
Ты предаешь бастионы отца. Или ты строишь вдали свою крепость.
Тогда это открытая война.
Сын - это заговор в крепости отца.
Мой отец должен был прикончить меня еще в пеленках. Отцы вообще должны уничтожать своих сыновей. Легко и быстро.
Иначе в одну ночь их крепости рушатся.
Я помню один рассвет, когда я раскрасил член отца, когда он спал.
Подрисовал материнской губной помадой усы на слепом его члене.
Рот. И этот рот смеялся.
На груди я нарисовал лицо. Свирепое лицо. Соски были глазами, а пупок служил носом.
Он проснулся от смеха моей матери. Она пришла с ночного дежурства.
Он лежал со свирепым смазанным лицом на животе. И с веселым слепым членом, мирно свалившемся набок.
Я думал, он убьет меня.
Так он посмотрел в то утро. Мать нервно смеялась. Отец смотрел серьезно и внимательно. Чужими глазами.
Это были глаза человека, который видит перед собой змею. - - - Выродок, - - - сказал он и вышел.
Я понял тогда, что жизнь у меня будет совсем другая.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Наверное, все, кроме бабушки, были правы.
Они считали меня ненормальным.
Странным ребенком, убегающим от малейшей обиды.
Я убегал к курам и сидел там посреди сизого дерьма и рассматривал книжку с картинками.
Ко мне подходил старый петух и косился.
Я был не соперник.
В этой книжке были нарисованы звери. Разные звери, даже киты. Киты меня поразили. Они всегда будто улыбались.
И дельфины тоже.
Но из всех картинок меня околдовала гиена.
Внизу была подпись: "Отвратительное животное. Питается трупами. По ночам в саванне слышен ее смех. Так рассказывают путешественники".
Я внимательно всматривался в гиену. Нарисованная в три четверти, с мордой круглоухой, поднятой вверх.
Я не видел в ней ничего отвратительного. Наоборот, ее морда внушала почтение. Как некрасивое лицо старика. В этой морде, с глазами, которые смотрели мимо тебя, было что-то человеческое.
У тигра была морда тигра, с тигриным выражением. У льва, у волка и рыси.
А у гиены было скучающее человечье лицо.
Я думал, что ее ненавидят за то, что она питается трупами. Теперь мне кажется, ее ненавидят за сходство с человеком. За ее хохот.
А в тот момент этот зверь стал моим тайным тотемом. Моим подкопом. Моим предательством. Моим смехом. В предательстве и в предателе подчас проявляется такая очаровывающая сущность. Предатели часто бывают поразительно красивы.
