. Впрочем, несмотря на такие проявления верности присяге и долгу, случаи измены российских подданных в 1914 году также были весьма нередки. К примеру, переправкой австрийских шпионов через границу стали активно заниматься жители прифронтовой полосы, получавшие за это жалованье в размере 20 рублей.
Под воздействием официальной антигерманской пропаганды подобные случаи привели к тому, что в общественном сознании наметился «перенос комплекса отрицательных эмоций ненависти и ожесточения, связанных с образом внешнего врага, на образ врага внутреннего — „внутреннего немца“»[39]. В свою очередь, подобная экстраполяция повлекла за собой развитие шпиономании и доносительства. Жандармский генерал А. И. Спиридович отмечал, что с первых же дней войны «как-то странно сильно стали говорить в Петербурге о шпионаже немцев», а с фронта «шли слухи, что еврейское население чуть ли не сплошь занимается шпионажем»[40]. Последнее грозило превратиться в настоящую проблему, поскольку эту точку зрения разделяли даже члены Совета министров![41]
Высшее военное командование также попало под влияние антисемитских настроений, посчитав, что «евреи деятельно скрывают дезертиров, способствуют побегам нижних чинов и вообще стараются ослабить мощь русской армии»[42]. А если высокообразованный офицерский корпус стал воспринимать российских евреев как пособников противника, то чего же следовало ожидать от простых солдат? Согласно докладам полицейских чиновников, к концу 1914 года в действующей армии укрепилось твердое мнение, что Генеральный штаб Германии всячески использует евреев, свободно владевших немецким языком, для ведения разведывательно-диверсионной работы на территории России «из-за склонности многих из них к преступлениям всякого рода за деньги».
В итоге убежденность военных властей в наличии массового шпионажа со стороны евреев вынуждала контрразведывательные органы тратить львиную долю своего времени на детальную разработку почти каждого доноса о фактах разведывательной деятельности иудеев. По данным С. Гольдина, на начальном этапе войны евреи «фигурировали как обвиняемые или подозреваемые в 20–30 % дел, заведенных контрразведывательными отделами 2-й, 8-й, 10-й армий»[43].
Отчасти такая ситуация стала возможной вследствие недостатков кадрового комплектования военно-контрольной службы. По свидетельству современников, в органы по борьбе со шпионажем принимались строевые офицеры и прапорщики, некоторые из которых «не имели никакого понятия ни о существе розыска, ни о технической его стороне»
