Со времени этого трагического происшествия прошло два года, и за этот период Пепи был уволен с должностей шпагоглотателя и преподавателя университета. На самом деле он ничего не делал, а просто жил как перекати-поле, подобно мне. Сказать по правде, недавно ему удалось получить хорошую ставку — подменным запасным «на аварийный случай» к известному журналисту в семейной газете «Утренний вестник». Он должен был придумывать подписи — сенсационные и в то же время правдоподобные — для газетных фотографий. Фото тарелки макарон он сопроводил следующей подписью:
«Эта куча кабелей была обнаружена замурованной в стену спальни одного из министров предыдущего правительства».
Никто, разумеется, ничего не понял, однако Пепи удостоился похвалы от редакционного начальства за «сенсационное раскрытие темы»; впрочем, зарплату ему все же не подняли. Причиной этому был Шимон Гузлицер, один из владельцев газеты, который решил, что повышение зарплаты — акция совершенно излишняя.
Внешне Пепи напоминал маленького петуха с маленьким растрепанным хохолком, всегда готового к бою. Глаза его сверкали, щеки были выбриты с продуманной небрежностью — такой вид вошел в моду лишь некоторое время спустя.
— Ты снова пил, — констатировал я, когда мой друг посетил меня в моем жилище.
— Ну, пил. А тебя с работы выгнали.
— Откуда ты знаешь?
— Ведь сегодня закончился твой испытательный срок.
Он вовсе не дурак, мой друг Пепи, он жизнь знает. Я уселся рядом с ним и слегка встряхнул его, чтобы он стал способен переварить информацию, которую я собирался до него донести. После чего я описал ему в подробностях мучительный путь, который мне пришлось пройти из-за этого лысого.
— Пулицер — самая большая сволочь в истории человечества, — процедил я сквозь зубы свой приговор. — Заявить, что я разбираюсь в бухгалтерии, как младенец, что я каждый день опаздываю…
— Насколько я тебя знаю, это вещь не из невозможных.
Я упал со стула от раскатистого хохота:
— Ты бы видел этого Пулицера, его смешную лысину. У него даже дюжины волосков на голове не осталось на развод….
Вдова Шик постучала в дверь:
— Эй, потише! — крикнула она.
Вдова была на редкость неприятной особой. Она числилась ответственной квартиросъемщицей и пыталась заставить меня выполнять всякую унизительную работу, хотя эта квартира мне не принадлежала. Что касается меня, пусть стучит себе, если ей не стыдно. Я оставался к этому совершенно безучастен и не реагировал. После того как мы с Пепи прикончили две бутылки абрикосовой, я ощутил на себе благословенное воздействие алкоголя. Пепи качало, его нельзя было назвать прочно стоящим на почве действительности.
