Мощный стимул трансферу этничности на православие дала длительная монгольская оккупация Руси, а также давление со стороны католического Запада и языческой Литвы. Оказавшись в кольце иноверцев, русские неизбежно осмысливали ситуацию этническогопротивостояния в религиозных категориях. Неслучайно призыв постоять «за землю русскую» возродился во второй половине XIV в. именно в паре с призывом постоять за «веру православную»[119]. А в первой половине XV в., после Флорентийской унии и падения Византии русское государство вообще оказалось единственной в тогдашнем мире независимой православной державой. Православие стало для русских такой же этнической религией, как католицизм для французов и испанцев, а протестантизм – для англичан. Номинально вселенские религии испытали острую национализацию.
В каком-то смысле русские вообще очутились в положении евреев – единственного в мире (после разгрома хазаров) народа, исповедовавшего иудаизм. Русские были единственным независимым народом ойкумены, исповедовавшим православие. Подобно евреям они культивировали свою особость, отграниченность и чувство вселенского одиночества. Как и для евреев, уникальная конфессиональная принадлежность русских выступила отчетливой проекцией этничности, формой саморефлексии (этническим самосознанием до открытия принципа национальности) и подтверждением мессианского избранничества.
Характерно, что русские не стремились навязывать православие другим народам, для которых (за исключением, вероятно, евреев и язычников) крещение не составляло непременного условия нормальной жизни и социальной карьеры в Российской империи. В отличие от Османской империи, в России можно было пользоваться всеми правами государственной службы и сословными привилегиями, не меняя вероисповедания. Русская православная церковь практически не вела миссионерской деятельности на Кавказе и в Средней Азии.
По-видимому, в своей политике отечественные правители исходили из негласного убеждения, что нерусские подданные царя постепенно примут русскую религию, язык и образ жизни народа, обладающего превосходством и наделенного великой миссией. Другими словами, расчет делался на органичную и добровольную ассимиляцию в русскость.
Его ошибочность стала очевидной к рубежу XIX и XX вв., когда русские оказались демографическим меньшинством в созданном ими государстве, а мир переживал глобальный сдвиг, связанный со сменой культурной системы. В эпоху Модерна были «открыты» принципы национальности, суверенитета нации и сформировалась новая культурная система – секулярная, в фокусе которой находилась нация – сообщество граждан[120]. Соответственно произошел трансфер этничности на новый объект.
