Мощная коммунистическая прививка на время отсрочила, но не остановила однажды начатое социокультурное развитие. Более того, советская модернизация лишь ускорила его и сделала необратимым. Было бы принципиальной ошибкой представлять советскую историю апофеозом коллективистского (и, в этом смысле, наследующего общинному) духа. Посткоммунистическая экспансия торжествующего индивидуализма, - а современное российское общество несравненно более индивидуалистично, эгоистично и посюсторонне ориентировано, чем западное, - не просто хронологически воспоследовала советской эпохе или выступила ее отрицанием. Переживаемая нами драматическая морально-ценностная и культурная революция была содержательно подготовлена в советское время и тогда же началась.
Если официальныйкоммунистический дискурс призывал поддерживать «присущее советскому человеку чувство коллективизма», то повседневные советские культурно-идеологические и социополитические практики блокировали любую несакционированную публичную жизнь и канализировали человеческую активность в приватную сферу, не оставляя места социально и политически ориентированным коллективным действиям. Приблизительно с 1960-х гг. в советском обществе интенсивно формировалась парадоксальная ситуация господства частной сферы при отсутствии частной собственности[22]. Советский человек был «приватизирован»коммунистическим режимом, а уже в антикоммунистическую эпоху этот психологически и культурно подготовленный человек приватизировал материальные активы.
Еще один пример с якобы русской «архетипикой». На сей раз из области политики, где «архетипической» ценностью чаще всего объявляется имперская ориентация. «Россия обречена на империю», «неизбежность империи» - такими выспренными оборотами пестрят выступления интеллектуалов и политиков националистического и державного толка. Но, хотя имперское строительство составляло главное содержание отечественной истории с середины XVI в., та история завершилась навсегда. По обширным и единодушным свидетельствам современной социологии, имперская идея даже в ее советской модификации (а «старая» империя вообще экзотика) исчерпала себя полностью и окончательно.
Однако самым веским аргументом в пользу исчерпания мобилизующей силы имперской идеи, имперской системы ценностей служит стремительное и бесславное крушение Советского Союза. Ведь кризис советской идентичности был первопричиной, а не следствием разрушения СССР. (Подробнее этот вопрос будет рассмотрен в последующих главах книги.) По точному замечанию одного из наиболее глубоких отечественных политических философов Бориса Капустина: «Способность или неспособность производить готовность идти на смерть – это в конечном счете последний аргумент в пользу жизнеспособности или нежизнеспособности той или иной политической системы»[23].
