(а не какие-нибудь инородцы!) предавались, говоря языком милицейских протоколов, «с особым цинизмом» и в «особо крупных размерах». Так легко оставить бога и церковь в 1917 г. могло лишь общество, которому давно уже не было никакого дела до спасения души и которое не доверило бы попам и медный грош. Надо честно признать очевидное и неоспоримое: массовый воинствующий атеизм и богоборчество советской эпохи не были привнесены извне, не были исключительным порождением советского времени, а выросли из предшествовавшей русской жизни, были подготовлены всем ходом нашей истории.
В сущности, что представляла собой христианская вера русского народа, так называемое «народное православие»? Несмотря на многочисленные интерпретационные нюансы, современная наука сходится в его определении как христианско-языческого синкретизма. Несколько огрубляя, христианство составляло тонкую ментальную амальгаму на мощном и преобладающем языческом пласте народной психологии. Трудно сказать, насколько успешной могла оказаться постепенная взаимная адаптация христианства и языческого базиса, и к каким результатам она бы привела - история не оставила возможности для проверки этого предположения.
Форсированная и насильственная христианизация языческого общества, беспрецедентно жестокие государственно-церковные гонения на самую стойкую и энергичную часть православного народа – старообрядцев, преследование многочисленных сектантов, превращение православной церкви из отдохновения униженных и оскорбленных в департамент государственной машины – какие чувства могло вызывать подобное многовековое насилие над душой? В глазах народа церковь выглядела государственным институтом и «приводным ремнем» правящего класса, на нее распространялась коллективная вина, вменяемая имперскому государству и элите.
Как только появилась возможность, христианский флер был сброшен легко и даже не без ухарства[18]. Насилие против народа, за которое отвечала, в том числе, православная церковь, бумерангом вернулось обратно. Любопытно, что в устроенном русскими массовом погроме православия проглядывают очевидные языческие черты. В исторической ретроспективе это выглядит отсроченной местью со стороны языческой Руси.
Так или иначе, не только в актуальной, современной нам ситуации, но и в истории презумпция решающей роли православия представляется, мягко говоря, изрядным преувеличением, точнее, влиятельным, но безосновательным культурным мифом. И уж совершенно точно православие не есть квинтэссенция русскости, русскость не тождественна православию. В противном случае пришлось бы отказать в праве считаться русскими подавляющему большинству соотечественников.
