Применительно к нашей теме это значит следующее. Русскость предопределила специфику отечественной истории, своеобразие созданных в ней институтов и структур, особенности адаптации к природно-климатическим и географическим факторам. Русские сопрягли необъятные пространства северной Евразии в единую страну потому, что по своей природе оказались предрасположены к экспансии и государственному строительству больше других народов. Не география создала русскую судьбу, а русская судьба реализовалась в преодолении климата и географии. Не государство сформировало русских, а русские создали самодовлеющее государство, которое почитали и ненавидели одновременно. Не византийское православие сформировало русских, а русские адаптировали его к себе.
Третий постулат. Народ реализует свое этническое тождество в истории спонтанно, стихийно, естественноисторическим образом. Хотя у истории нет трансцендентного смысла и конечной цели (она не есть движение к лучшему или к упадку), за внешним хаосом событий и констелляциями обстоятельств можно обнаружить сквозную логику истории, представляющую реализацию, развертывание этнического качества народа. Метафора растения описывает историю лучше и точнее метафоры здания, но и та, и другая остаются лишь приближениями к пониманию ее хода.
Но прежде чем реализовать предложенный теоретический подход, надо дать ответ на сакраментальный вопрос: что такое «русскость», что значит быть русским, что составляет глубинное русское тождество. В теоретическом отношении это вопрос о том, как вообще определять этническую специфику.
Тоже мне, «бином Ньютона», скажет кто-то! Науке давно известно, что этничность/этнос описывается/определяется через комбинацию исторически сформировавшихся неэтнических признаков/элементов: культуру, язык, религию, психический склад (национальный характер), самосознание, к которым иногда добавляют территорию и экономику. Поэтому чего проще: примени эти критерии к русским и получишь если не определение, то эмпирическое описание русскости.
Однако именно на русском примере я продемонстрирую теоретическую беспомощность классических теорий и «самоочевидных» определений этноса/этничности.
С места в карьер утверждаю, что привычные отечественному дискурсу идеи о православии, соборности (общинности, коллективизме), «всемирной отзывчивости» русского человека, русскости как «имени прилагательном», всемирном значении русского языка и культуры не только не позволяют определить русскость, но и откровенно мистифицируют вопрос.
