В нашем представлении фундаментальной причиной бифуркации начала XX в. послужило не социальное и политическое напряжение: современная историография, в общем, не склонна считать этот фактор решающим для крутого изменения исторической траектории страны — а социокультурное, экзистенциальное и этническое отчуждение между верхами и низами общества, обрушившее их бессознательное взаимодействие и придавшее объективно не столь уж серьезным конфликтам неразрешимый характер.
Революционная динамика начала XX в. фактически была национально-освободительной борьбой русского народа против чуждого ему
(в социальном, культурном и этническом смыслах) правящего слоя и угнетающей империи221. Эту глубинную психологическую подоплеку красной Смуты очень точно уловили евразийцы, назвавшие ее «подсознательным мятежом русских масс против доминирования европеизированного верхнего класса ренегатов»222. Симптоматично, что и в советском пропагандистском языке большевистская революция поначалу называлась именно «(Великой) русской революцией», вызывая неизбежные коннотации с русской этничностью. Это тем более примечательно, что коммунистическая политика, мягко говоря, не благоволила к народу, давшему имя революции. И лишь спустя десять — пятнадцать лет после самого события было канонизировано тщательно очищенное от всяких этнических коннотаций наименование — «Великая Октябрьская социалистическая революция».
Русский этнический бунт возглавила одна из наиболее вестер-низированных по своей номинальной доктрине политических партий — большевистская, для которой любая национальная проблематика была третьестепенна по отношению к социальной, члены которой гордились своим интернационализмом и доля нерусских в руководстве которой была одной из самых больших среди других общероссийских политических партий. Однако то была лишь внешняя сторона. В действительности именно большевики оказались наиболее созвучны — причем в значительной мере непроизвольно, спонтанно, а не вследствие сознательного и целенаправленного подстраивания — глубинной, внутренней музыке русского духа.
221 Подробнее об этническом и культурном отчуждении русского народа
от имперской элиты см. гл.З книги В. Д.Соловья «Кровь и почва русской
истории» (М., 2008).
222 Высказывание Н.С.Трубецкого цит. по: Уткин А. И. Запад и Россия:
История цивилизаций. Учебн. пособие. М., 2000. С. 324.
Во-первых, большевизм был результатом интеграции на русской почве рафинированного западного марксизма с автохтонной народнической традицией, вследствие чего возник новаторский синтез — «марксистский по начальному импульсу, но позаимствовавший у народников идею о революционности крестьянства, о руководящей роли небольшой группы интеллигентов и о "перепрыгивании" буржуазной стадии исторического развития для перехода непосредственно к социалистической революции... Разумно считать большевизм той формой революционного социализма, которая лучше всего приспособлена к российским условиям...»223. Большевизм был адаптирован к отечественной почве несравненно лучше любой другой заимствованной идеологии (например, кадетского либерализма).
