Какую власть я вдруг ощутила — невыразимое чувство. И я снисходительно улыбнулась кузине, кротко сказав при этом, что надеюсь часто видеть в своем доме такую дорогую гостью, как Эсмеральда.
Счастье. Вот оно удивительное счастье. Все изменилось. Раз я — Золушка, то Филиппу скорее всего подходит роль Доброй Феи. Может, это счастье и есть любовь?
— Я не позволю, чтобы люди усомнились, получала ли ты все сполна в жизни, — продолжала она, — конечно, все это немного странно, но пока Филипп не передумал, сойдемся на том, что ты входишь теперь в семью Каррингтонов. Но не следует забывать при этом, откуда привалило тебе такое необыкновенное счастье. Несомненно, всю жизнь ты будешь преисполнена благодарности к людям, тебя взрастившим, и без которых у тебя и близко не было бы исключительной возможности встретиться с такой удачей.
Пусть себе говорит. Ощущение свободы и счастья добавили мне великодушия, к тому же все эти речи были легким утешением ее досаде. К счастью, злопамятной или мстительной я не была и быстро начала забывать детские горести и обиды.
— Сомневаюсь, правда, что Тилли справится с такой трудной работой. Она хорошо шьет повседневные вещи и всякую мелочь. Леди Эмили, возможно, поведет тебя к своему кутюрье. Ведь понадобится безукоризненно элегантное выходное платье и, конечно, подвенечный наряд. Буквально на днях я обсуждала все это с мистером Лоррингом. Он готов оплатить все счета, лишь бы ты достойно была экипирована для новой жизни. И потом, как я уже говорила ему, это благоприятно отразится и на нас, в конце концов надо думать о будущем Эсмеральды.
Едва ли я слушала ее. Голова моя была занята удивительными событиями своей судьбы.
Филипп постоянно появлялся у нас в доме. Часто мы с ним верхом катались в парке. Я получила от мистера Лоринга в подарок новую амазонку, что, несомненно, было идеей кузины Агаты; с ее точки зрения, верховые прогулки в парке придавали нам значительности. На людях нас постоянно фотографировали.
— Ну и тоска, — говорил Филипп, — кому это нужно? Мне прямо хочется куда-нибудь скрыться вместе с тобой.
Он тоже был счастлив, и видеть, и знать, как он любит меня, было просто замечательно. Он меня дразнил и задирал по-прежнему, да и наших словесных баталий мы не бросали, впрочем, это нам обоим доставляло удовольствие.
Мне было девятнадцать, ему без малого двадцать один; жизнь казалась нам сказкой. Не думаю, что его познания, и житейские, и ученые, были намного шире моих, которые, надо сказать, оказывались довольно скудными. Хотя порой лучше вообще знать о жизни меньше, о будущем хорошо бы вообще не задумываться.
