— Ракел, это ужасно, — совсем отчаялся Маркус. — Неужели ты не понимаешь, как мерзко выглядел тот американец? Зачем он тебе вообще понадобился? Мы с тобой только что поженились, у нас медовый месяц…
— Да мне всего лишь захотелось немножко повеселиться, расслабиться.
— Не понимаю, как тебе могут нравиться подобные вещи! Ведь это же откровенная пошлость…
— Ну что ж, значит, мне нравится быть пошлой! — отрезала Ракел. — И не пытайся меня переделать. тебе это не удастся.
Маркус ничего не ответил, и она решила, что пора сменить тон.
— Ладно, давай не будем ссориться, — сказала она так, будто речь до сих пор шла о сущем пустяке. — Ты еще любишь меня? Ну тогда иди ко мне, мой хороший, мой Правильный и непорочный!..
В этот раз они помирились, но и в последующие дни Маркуса не покидало ощущение, что он полюбил одну девушку, а женился на другой. даже в постели Ракел не была такой же страстной, как прежде, и вообще предавалась любви неохотно, словно выполняя неприятную обязанность.
Прогулки по городу посещение театров и музеев тоже не доставляли ей удовольствия. Из всех развлечений она предпочитала рестораны, а точнее — возможность налиться. При этом пила в основном виски и осмеяла Маркуса, когда он заказал для нее шампанское.
— В Понтале тебе нравилось пить шампанское, — напомнил он. — Ты, сама это говорила.
— Наверно, то была не я, а Рут, — без зазрения совести ответила Ракел.
Ситуация повторилась, когда Маркус завел речь о будущих детях:
— Я всегда мечтал иметь большую семью: трое, а то и четверо детей…
— Ой, не дай Бог! — оборвала его Ракел.
— Но ты же любишь детей! Помнишь, мы говорили об этом в самом начале нашего знакомства?
— ‘Ты опять перепутал меня с учительницей. С Рут! Это она любит сюсюкать с малышами и вытирать их сопли. А я хотела бы еще несколько лет пожить в свое удовольствие и не думать о пеленках.
Подобные ответы не просто обескураживали Маркуса, но вселяли в него страх за дальнейшую жизнь с этой женщиной, его женой, которую он, как выяснилось, совсем не знал.
Но все эти неприятные открытия были мелочью по сравнению с тем, что произошло однажды, когда Ракел опять напилась почти до невменяемости. Во всяком случае, передвигаться сама она не могла, и Маркус буквально внес ее в номер на руках.
— Я же говорил, что тебе не следует так много пить, — сказал он, укладывая жену в постель.
— Ох, какой же ты зануда, — пробормотала Ракел, уже проваливаясь в сон. — Но я тебя все равно безумно люблю… Иди ко мне, Вандерлей!.. Поцелуй меня!.. Вандерлей!..
