Шпион, которому изменила Родина | страница 14
Забегая вперед, скажу, что, вернувшись домой через семнадцать лет, я нашел коробочку с записками там, где ее оставил, уходя в армию. И что удивительно — записки сохранили едва уловимый тончайший аромат маминых духов.
Коробка с записками уцелела даже при обыске в 1938 году, когда арестовывали моего отца.
Заканчивался 1936 год. В школе готовились к новогоднему маскараду. Мне поручили оформлять новогоднюю стенгазету. Под впечатлением прочитанного фантастического романа я изобразил на листе ватмана космический корабль, устремленный к звездам, а астронавтами представил, конечно, Галину и себя. Одновременно готовил маскарадный костюм. В день маскарада я пришел немного раньше назначенного времени. Зашел в пустой класс и начал облачаться Мушкетерский костюм я умудрился изготовить сам — кое. в чем помогала мама, она смастерила мне замечательную плащ накидку Я уже закреплял на поясе шпагу и только-только собирался надеть маску, как дверь приоткрылась, и в комнату осторожно вошла Галина.
— Как ты узнала, что я здесь?
— Разведка! Мне хотелось первой увидеть твой маскарадный костюм. И я хочу первая поздравить тебя с наступающим Новым годом…
Она двигалась мне навстречу. Меня тянуло к ней как мощным магнитом — мы подошли друг к другу вплотную. Никогда мы не стояли так близко-наши лица были совсем рядом, и я чувствовал тепло ее лица — мы прикоснулись друг к другу губами… Не успел я прийти в себя, как она уже выбежала из класса.
Не помню подробностей того предновогоднего вечера. Все мои мысли и ощущения поглотила она одна. Это был счастливейший праздник. И наш первый поцелуй… Если бы мы знали, что он был не только первым, но и последним.
Потом были каникулы. Галина с родителями уехала из Москвы. А я почти все каникулы провел на лыжах в Крылатском. Там в тиши, на безлюдных заснеженных холмах, я выбирал самые крутые спуски и одолевал их всегда в Ее честь!.. В последний день каникул я неудачно упал и несколько дней пролежал в постели. Когда снова начал ходить в школу, оказалось, что заболела Галина. Это уже было какое-то фатальное невезение. Прийти к ней домой без приглашения я не решался. Мы ведь не виделись уже больше месяца. Я послал с Шурой Пахаревой несколько записок, но ответа почему-то не было. Шура толком ничего не могла объяснить. Она часто подходила на переменах, надоедала пустыми разговорами. На собраниях садилась рядом со мной, поджидала после уроков, брала под руку и просила проводить ее домой. Несколько раз приглашала зайти посмотреть, как они живут. Рассказывала, какая у них огромная квартира, сколько комнат, — словом, говорила о том, что меня нисколько не интересовало. Она жила на улице Герцена. Ее отец был, как она мне поведала, дипломатическим работником и большую часть времени находился за границей. Наверное, это было правдой. На Шуре всегда были заграничные вещи, значительно отличавшиеся от наших, но эти красивые платья и кофточки не делали ее. привлекательнее, по крайней мере для меня, которому все остальные девчонки, кроме Галины, были безразличны. Я терпел Шурины выкрутасы лишь потому, что она была подругой Галины и нашим связным. Я начал понимать, что Шура что-то скрывает от меня, и заявил, что отправлюсь к Галине домой сам. И услышал в ответ: