— Гм…
— Ведь тебе еще только шестнадцать лет!
— Семнадцатый-с… Я, maman, революций не делаю, заговоров не составляю, в тайные общества не вступаю… laissez-moi au moins les femmes, sapristi![107] Затем, продолжайте.
— Et puis!.. c’était comme une épopée! c’était tout un chant d’amour![108]
— Да-с, тут запоешь, как выражается мой друг, Сеня Бирюков!
— Et puis… il est mort![109] Я была как безумная. Я звала его, я не хотела верить…
— Еще бы! сразу на сухояденье!
— Ах, Nicolas, ты шутишь с самым священным чувством! Говорю тебе, что я была совершенно как в хаосе, и если бы у меня не остался мой «куколка»…
— «Куколка» — это я-с. Стало быть, вы мне одолжены, так сказать, жизнью. Parbleu! хоть одно доброе дело на своем веку сделал! Но, затем, прошли целые двенадцать лет, maman… ужели же вы?.. Но это невероятно! si jeune, si fraîche, si pimpante, si jolie![110] Я сужу, наконец, по себе… Jamais on ne fera de moi un moine![111]
Ольга Сергеевна алеет еще больше и как-то стыдливо поникает головой, но в это же время исподлобья взглядывает на Nicolas, как будто говорит: какой же ты, однако, простой: непременно хочешь mettre les points sur les i![112]
— Trêve de fausse honte![113] — картавит между тем Коля, — у нас условлено рассказать друг другу все наши prouesses![114] Следовательно, извольте сейчас же исповедоваться передо мной, как перед духовником!
Ольга Сергеевна на мгновение заминается, но потом вдруг бросается к сыну и прячет у него на груди свое лицо.
— Nicolas! Я очень, очень виновата перед тобой, мой друг! — шепчет она.
— Еще бы! такая хорошенькая! Mais sais-tu, petite mère, que même à présent tu es jolie à croquer… parole![115]
— Ah! tu viens de m’absoudre! mon généreux fils![116]
— Не только абсудирую, но и хвалю! Итак…
— Ах, «он» так любил меня, а я была так молода… Ты знаешь, Pierre был очень груб, и хотя в то время это мне нравилось… mais «lui»! C’était tout un poème. Il avait de ces délicatesses! de ces attentions![117]
— Та-та-та! Вы, кажется, изволили пропустить целую главу! а этот кавалерист, который сопровождал вас за границу? Тот, который так пугал mon grand oncle Paul своими усами и своими jurons??[118]
— C’était un butor![119]
— Passons[120]. Но кто же был этот «он», celui qui avait des délicatesses?[121]
— Он писал сначала в «Journal pour rire», потом в «Charivari», потом в «Figaro»… Ах, если б ты знал, как он смешно писал! И все так мило! И мило и смешно! И как он умел оскорблять! Et avec cela brave, maniant à merveille l’épée, le sabre et le pistolet!
