Она была бы верной женой полицейского, его надежной опорой, преданной матерью и счастливой женщиной.
Она никого бы не подвела.
Может, она была слишком юна, чтобы планировать свадьбу, семью, но ее жизнь текла так спокойно.
До того.
А после ничего не осталось от красивой картины, кроме разбитого стекла и сломанной рамы.
Однако…
Однако она преуспела в новой жизни. Она довольна, она сумела реализовать свои возможности. И она понимает, что попала сюда, построила эту жизнь, обрела эту профессию потому, что все ее прекрасные планы рухнули.
Да, может, она и осталась, по сути, той же, но все вокруг изменилось. И потому — или вопреки — она теперь счастливая и успешная женщина.
Богарт подошел к Фионе, сидевшей на веранде и наслаждавшейся тихим утром, сунул голову ей под мышку. Она машинально повернулась, обняла его одной рукой, почесала бок.
— Я не думаю, что все происходит по какой-то причине. Просто мы учимся справляться с худшим, что с нами случается. И я могу радоваться тому, что я здесь. — «И что не чувствую, будто предаю Грега, и все наши чудесные планы, и девушку, которая их строила», — мысленно добавила она. — Новый день, Богарт. Интересно, что он нам принесет.
Словно в ответ на ее вопрос, Богарт насторожился, и Фиона увидела на подъездной аллее грузовичок Саймона.
— Ну и ну, — прошептала она, когда два других пса подбежали и сели рядом с ней, стуча по земле хвостами.
Счастье на мордахе Джоза, расположившегося на переднем пассажирском сиденье, было легко распознать сквозь ветровое стекло; лицо Саймона, сидевшего за рулем, было непроницаемым.
Грузовик остановился. Фиона поднялась и жестом отпустила собак.
— Рановато для урока! — крикнула она, когда Саймон вылез из кабины, а Джоз выпрыгнул навстречу приятелям.
— Я привез твое дурацкое дерево, — сообщил он, стараясь не наступить на носившихся вокруг собак.
Фиона направилась ему навстречу.
— Приятная новость.
— Угости меня кофе. — Он не стал ждать разрешения, забрал ее кружку, залпом допил остатки.
— Ну, на здоровье.
— У меня дома кофе закончился.
Он был таким угрюмым, небритым и сексуальным, что Фиона не удержалась и захлопала ресницами.
— Но ты здесь, с деревом, такой бодрый с утра пораньше. И все это ради меня.
— Я здесь бодрый и чертовски ранний, потому что ночью этот пес прогрыз пятифунтовый пакет собачьего корма, а потом все выблевал — вместе с пакетом — на мою постель. Причем в этой постели находился я.
— О-о-о-о.
Саймон нахмурился, поскольку сочувствие явно относилось к собаке.
