, который он носил по-прежнему. Анник рассматривала его с любопытством.
Шахзада чувствовал себя неуютно все время пути до моего дома. Воспользовавшись моментом, когда мы оказались вдвоем на кухне, шкафы которой Анник наполнила провиантом, она шепнула мне: «Не понимаю, что ты нашла в этом типе». Она ушла разочарованная. Ей казалось, что я заслуживаю большего. Слышать такое было немного неприятно, но я знала, что это суждение было продиктовано эмоциями. И конечно, такую оценку я услышу еще не раз.
Я снова оказалась в своей светлой квартирке, как птица в гнезде. Здесь наконец я смогу контролировать ситуацию, делать все, что хочу. Шахзада обвел взглядом деревянную обшивку стен, маленькую деревянную лестницу, ведущую в комнату, диваны, стеллажи с книгами — все, что создавало мою повседневность в моей предыдущей жизни, на чем был отпечаток всего того, чем я была и о чем Шахзада до сих пор не знал. Он пожирал глазами все вокруг, чтобы лучше понять меня. Его привлекла библиотека. Он приблизился к ней с почтением, читал на корешках названия, которые он не понимал. «Здесь книги об Афганистане», — объяснила я ему. Он взял одну, открыл на странице, где была заложена фотография. Ему улыбалось лицо Масуда. Он тут же закрыл книгу и положил на место. Потом молча присел на софу. Ушел в свои мысли.
По его логике, все было просто. Он хранил мои фотографии, потому что любил меня. Я фотографировала его и берегла негативы, потому что любила его. Я сохранила портрет Масуда в одной из своих книг, потому что его любила.
Шок привел его в оцепенение. Я объясняла ему, что речь идет об открытке, иллюстрирующей мой фильм, показанный в Панджшире. Но слова пролетали мимо его ушей, он не слышал меня. Я смертельно устала, меня вывела из себя эта ситуация. Ни я, ни он не проронили ни слова до следующего дня. Такое долгожданное путешествие терпело фиаско.
Проблемы со здоровьем Шахзады, о которых я говорила его отцу, чтобы он разрешил ему покинуть Афганистан, не были лишь предлогом. Он нуждался в лечении. В Нанси у меня была замечательная подруга-врач Женевьева. Она записала нас ко многим врачам своей клиники, с тем чтобы Шахзада мог в один день пройти обследование у разных специалистов. Мы пришли туда хмурыми, уставшими, разбитыми после бессонной ночи. Когда Женевьева встретила нас, мы были похожи на супругов, находящихся на грани развода. Была ли он удивлена? Она не показала виду.
Что касается Шахзады, он был явно озабочен неприятной перспективой подвергнуться осмотру у женщины, даже если она носит белый халат. К счастью, у Женевьевы уже был опыт лечения иммигрантов, она знала их традиции, догадывалась о сложностях, с которыми они сталкивались, когда не могли объяснить на иностранном языке своих проблем. Она заранее побеспокоилась о том, чтобы Шахзаду осмотрели врачи-мужчины.
