— Остерегайся, — заявила она, — афганцы сочтут тебя проституткой…
Я была раздавлена. Мою красивую любовь, мою страсть превратить в вульгарную историю двойной жизни и грязного белья! Нам пришлось преодолеть столько препятствий, и для меня было очевидно, что Шахзада считает меня своей женой. Я не думала, что когда-нибудь услышу такое. Да, Кути была права, он должен на мне жениться. Впрочем, он обещал мне это.
Приблизительно в то же самое время жизнь преподнесла мне утешение. У меня появилась подруга, иностранка, назовем ее Hyp. Он была замужем за пуштуном уже лет тридцать. Ее мнения отличались мудростью и остроумием, а знания об афганском обществе были незаменимы. Она помогала мне лучше узнать себя и никогда не пыталась осуждать мои решения. По поводу слухов в столице она высказывалась предельно ясно: «О, ты же знаешь Кабул. Если кто-то хочет навредить тебе, он использует все возможные средства. И твой случай — один из таких». Она была единственной, с кем я могла поговорить обо всех своих сомнениях, жизненных планах. Я решила быть сдержаннее с другими, но это вело меня к одиночеству.
Предстоящая свадьба занимала все мои мысли, стала навязчивой идеей. Я думала о ней дни напролет, и каждый раз, когда мне удавалось ускользнуть к Шахзаде, я поднимала эту тему даже помимо своей воли. Иногда я упрекала его в повышенных тонах: «Ты не держишь слова». Его лицо менялось, ведь вся его жизнь строилась на уважении к данному слову. Единственным его богатством была честь. В такие моменты я переставала настаивать. Я берегла его и отступала: «В любом случае я твоя жена». Он глубже усаживался в кресле и напряженно молчал, измученный этой неразрешимой проблемой.
— Не говори так, Брижитт. Ведь потом мне будет в десять раз тяжелее отпускать тебя к твоей европейской жизни.
— Я была бы счастлива, если бы ты сказал мне: «Ты — моя жена».
Я умоляла его на грани нового срыва.
— Я не могу, — бросал он на одном выдохе.
Все просто, я должна его понять, говорил он, снова овладевая собой. Если мы поженимся, мы не сможем больше путешествовать вместе. Нам придется распрощаться с нашим уединением. Пуштунские традиции будут отныне и навсегда регулировать нашу жизнь. Он не хотел этого. Он поместил меня в свое личное пространство, куда никому, кроме меня, не было доступа. Я вошла в его жизнь не для того, чтобы заниматься семьей, детьми, как это делает традиционная супруга. Я была здесь только для него одного. И если мы не поженимся, то все так и останется. Неужели свадебная церемония с музыкой и автоматной очередью в нашу честь стоит всего этого?
